Три минуты до судного дня - Джо Наварро

Набрасывая черновик FD-302, я вспомнил о Греге Кехо. Наверняка эти новости его обрадуют. Я прекрасно справился с его заданием разгрести все дрова, которые наломал. Теперь мы оба могли быть спокойны. Кроме того, я подумал об адвокате Рода, кто бы он ни был. Я хотел бы, чтобы этот адвокат почувствовал всю насыщенность наших бесед, всю тяжесть признаний Рода. Пусть он даже не усомнится, что это дело основано на огромном количестве компрометирующей Рода информации, и выход только один — заявить о виновности подзащитного.

Когда я перешел к описанию последних минут разговора с Родом у лифта — его (действительно) трогательном извинении, нашем кратком abrazo, — телефон у меня на столе зазвонил. Думая, что это Муди хочет узнать, как обстоят дела, я снял трубку и чуть не нараспев воскликнул:

— Терри!

— Нет, это Род. — Его голос звучал ужасно и заметно дрожал.

— Род?

— Джо, — сказал он. — Ты должен мне помочь. У меня триппер.

Программа Академии ФБР в Куантико, Вирджиния, весьма разнообразна. Курсантам подробно рассказывают, как нейтрализовать стрелков, определять время смерти, осуществлять наблюдение, даже как снимать отпечатки пальцев с двадцати различных поверхностей, включая кожу. Но я уверен, что Академия никогда не проводила — и вряд ли когда-нибудь проведет — учебный курс, где расскажут, что делать, когда твой главный подозреваемый по делу о шпионаже звонит тебе ранним утром и сообщает, что подхватил венерическое заболевание.

Первым делом я подумал: «Черт, как мне об этом сообщить? Как озаглавить отчет? Что включить в текст, а что опустить?» Таковы реалии работы в государственных бюрократических структурах. Каждый агент контрразведки при работе с ценными источниками информации сталкивается с тем, что люди не идеальны и в дело всегда вступает человеческий фактор. Даже если человек на другом конце провода вам омерзителен, вам приходится ему помогать, потому что так поступают все хорошие агенты. Я работал с источниками более десяти лет. Половину этого времени мне приходилось играть в психоаналитика, какими бы крепкими орешками ни казались мои объекты, ведь рано или поздно у каждого возникают трудности. Но это было что-то новенькое — инфекция мочеиспускательного канала могла на время или навсегда остановить критически важное расследование.

Поэтому я забыл о своем положении агента ФБР и на время стал отцом — или его подобием.

— Боже, Род, и давно он у тебя?

— Ну, пару дней назад у меня появился зуд, а теперь все адски жжет всякий раз, когда я отливаю.

— Как по учебнику, — сказал я, вспоминая курсы фельдшеров. — И в каком же бассейне ты его подхватил?

— Очень смешно, — огрызнулся Род. — Что я могу сказать: мне было одиноко. Я ездил на Саут-Оранж-Блоссом-Трейл — знаешь, там есть пара мотелей…

«Да, — подумал я, — наш агент наблюдения ехал за тобой, когда ты завернул в один из них, тупой ты недоумок, и ради чего? И сорока минут не прошло, как ты заверил нас, что будешь лучше питаться и чаще звонить маме». Но вслух я ничего не сказал, потому что: (а) в этом не было никакого толку и (б) мне вовсе не хотелось намекать Роду, что мы за ним следим. Вместо этого я продолжил притворяться несколько разочарованным, но заботливым отцом.

— Род, — сказал я, — ты ведь слышал о СПИДе?

— Конечно.

— И ты знаешь, что количество заболевших СПИДом уже достигло уровня эпидемии как в нашей стране, так и в мире? — Я сообразил, что говорю с ним, как говорил бы с собственным сыном.

— Джо, я слежу за новостями. И довольно внимательно.

— Молодец, баранья башка, — сказал я. — Тогда тебе, наверное, известно, что, вопреки ранним предположениям, СПИД передается не только через гомосексуальные контакты?

— Нечего читать мне лекции по эпидемиологии! — рявкнул Род, вдруг обретя уверенность доктора наук из Центра по контролю за заболеваниями. — Я все это знаю.

— И что, умник, ты об этом не подумал? — ответил я уже не так по-отечески.

— Нет, — признался он.

— Точнее говоря, ты подумал, но не головой — так случается, когда кровь приливает к маленькому генералу у тебя в штанах.

Род печально усмехнулся в ответ, но я прекрасно понимал, что он действительно переживает.

— Ладно, шутки в сторону, насколько все плохо? — спросил я, понизив голос до шепота, словно разговаривая с женой о домашних делах. Я представлял, как люди проходят мимо моего кабинета, бормоча себе под нос: «Какого черта ты еще натворил, агент Наварро?»

— Слушай, Джо, — ответил Род с такой дрожью в голосе, что даже я почувствовал жжение в штанах, — плохи дела. Когда я писаю, все огнем горит. Я спать не могу.

Я ни разу не слышал в его голосе такого отчаяния.

— Что еще?

И вот, вместо того чтобы дописывать последние радостные абзацы моей триумфальной формы FD-302, я принялся делать подробные заметки о зудящем пенисе Рода, его опухших яичках, желтовато-зеленых выделениях, которые появились у него на трусах и покрылись твердой корочкой.

— Ага. Похоже на гонорею, — подытожил я, когда он перечислил все симптомы. — Поздравляю!

— Ну, спасибо.

— Слушай, это ты не можешь удержать своего дружка в штанах, да еще и дождевичок на него надеть забываешь, — сказал я, все еще пытаясь его образумить.

— Я бы посмеялся, но мне больно.

— Где именно?

— Не знаю. В животе, в кишках, везде.

— Так, дело дрянь, — заметил я. — Это значит, что инфекция добралась до мочевого пузыря, а может, и до почек.

Род не отвечал, но я слышал его дыхание — длинные, прерывистые вдохи, которые свидетельствовали, что он был не на шутку перепуган.

— Что мне делать?

— Подожди у телефона, пока я сделаю пару звонков. Пей как можно больше воды и принимай аспирин раз в четыре часа.

— Зачем?

— Потому что я так сказал! — рявкнул я и бросил трубку на рычаг.

У меня не было времени объяснять, что его мочеиспускательному каналу пойдет на пользу такая промывка, которая к тому же поможет не допустить почечного застоя. ФБР, Совету национальной безопасности, Агентству национальной безопасности, нашим приятелям из Лэнгли, немцам и НАТО не терпелось узнать, что может сообщить Род. Но пока мне предстояло стать сиделкой для мистера Суперчлена, который в лучшем случае подхватил гонорею, а в худшем — и вовсе СПИД. Листая страницы своей телефонной книжки, я вспомнил, почему мы, агенты, так ценим гибкость. Без гибкости в нашем деле никуда.

Первым делом я позвонил врачу, который дал самую крупную рекламу в телефонном справочнике, предположив, что врач, столь откровенно зазывающий к себе пациентов, обладает довольно низким этическим порогом. Однако тот отказался говорить со мной, пока я не запишусь и не заплачу за «полный» трехэтапный осмотр, включающий анализ крови, а потому я так и не пробился дальше ассистентки в приемной.