Илиада - Гомер

В эти ворота богини коней своих быстрых погнали.

С Иды их увидавши, ужасно Кронид рассердился.

Тотчас Ириду он к ним златокрылую с вестью отправил:

«Мчись поскорее, Ирида, назад вороти их, не дай им

Путь продолжать свой. Иначе в бою не к добру мы сойдемся!

Так говорю я, и то, что сказал я, исполнено будет:

Быстрых я обессилю коней в колеснице, самих же

Сброшу обеих с повозки, у них разобью колесницу.

И через целый десяток годов круговратных богини

Язв не залечат, какие я молнией в теле их выжгу.

Пусть совоокая знает, по силе ль с отцом ей бороться!

Ну, а на Геру не так я сердит и не так негодую:

Что б ни сказал я, она выступать уж привыкла напротив».

Молвил он так. Сорвалась вихреногая с места Ирида

И от идейских вершин на великий Олимп устремилась.

Там, пред воротами многовершинной горы Олимпийской

Встретив богинь, удержала и зевсов приказ возвестила:

«Что вы задумали? Что за безумье вам в душу проникло?

Не позволяет великий Кронид защищать аргивян вам!

Так вам грозит Громовержец, и это он точно исполнит:

Быстрых он обессилит коней в колеснице, самих вас

Сбросит обеих с повозки и вам разобьет колесницу.

И через целый десяток годов круговратных, богини,

Вы не залечите язв, какие он молнией выжжет.

Пусть совоокая знает, по силе ль с отцом ей бороться.

Против же Геры не так он сердит и не так негодует.

Что б ни сказал он, она поступать уж привыкла напротив.

Ты же ужасна, ты — сука бесстыдная, ежели вправду

Пику огромную смеешь поднять на родителя Зевса!»

Так и сказав, быстроногая прочь удалилась Ирида.

Гера тогда обратилась к Афине с такими словами:

«Нет, Эгиоха-Крониона дочь, я ничуть не желаю,

Не допущу я, чтоб мы против Зевса за смертных сражались!

Пусть себе гибнут одни, остаются живыми другие,

Как случится кому. Что придумает в сердце Кронион,

Пусть, как ему подобает, противникам сам и присудит».

И повернула назад лошадей она однокопытных.

Оры тотчас же у них распрягли лошадей пышногривых

И к амвросическим яслям поводьями их привязали,

А колесницу богинь прислонили к блистающим стенам.

Сами же обе они в золотые уселися кресла

Между другими богами с печалью глубокою в сердце.

Зевс же отец в колеснице красивоколесной от Иды

Коней к Олимпу погнал и принесся в собранье бессмертных.

Славный Земли колебатель отпряг лошадей его быстрых

И колесницу, покрыв полотном, на помосте поставил.

Сам же широкогремящий Зевес на престол золотой свой

Сел, и великий Олимп задрожал под ногами владыки.

Дева Афина и Гера одни, вдалеке от Кронида,

Вместе сидели, не смея начать ни вопроса, ни речи.

Мыслью в сердца их проник он и так обратился к богиням:

«Чем это так опечалены вы, Афина и Гера?

Слишком устать не пришлось вам в мужей прославляющей битве,

Гибель троянцам неся, ненавидимым вами так сильно!

Что ж до меня, то и сила, и руки мои необорны.

Не отразили б все боги меня, что ни есть на Олимпе.

Вам же блестящие члены испуг охватил даже раньше,

Чем увидали войну вы и тяжкое ратное дело.

Так говорю я, и то, что сказал, я исполнил бы точно:

На колеснице своей пораженные молнией жгучей,

Вы б на Олимп, где жилище богов, не вернулись обратно!»

Так он сказал. Негодуя, вздыхали Афина и Гера.

Рядом сидели они, измышляя несчастья троянцам.

Слушала молча Афина, ни слова в ответ не сказала;

Лютою злобой она волновалася в гневе на Зевса.

Гера же, гнева в душе не вместивши, сказала супругу:

«Как ты безжалостен сердцем, Кронид! Что за слово сказал ты?

Знаем прекрасно мы сами, что сила твоя не ничтожна.

Но глубоко мы жалеем душой копьеборных данайцев:

Скоро погибнут они, исполняя свой жребий жестокий.

Все мы однако от битвы воздержимся, если велишь ты.

Мы только дать бы хотели полезный совет аргивянам,

Чтобы под гневом твоим не погибнуть им всем без остатка».

Ей отвечая, промолвил Зевес, собирающий тучи:

«О волоокая Гера владычица! Если желаешь,

Завтра увидишь, как больше еще сверхмощный Кронион

Станет огромную рать аргивян истреблять копьеборных.

Не остановится Гектор могучий в своем нападеньи

Прежде, чем возле судов не воспрянет Пелид быстроногий

В день тот, когда уже будут сражаться войска пред кормами,

В страшной столпясь тесноте вкруг патроклова мертвого тела.

Так суждено! Ну, а гнев твой меня очень мало заботит!

Если бы даже дошла ты до самых последних пределов

Суши и моря, туда, где сидят в заточеньи суровом

Крон и Япет, ни лучами, которые Гелиос льет нам,

Не наслаждаясь, ни ветром. Кругом же них Тартар глубокий.

Если бы даже туда ты, скитаясь, дошла, — и тогда бы

Гнев твой не тронул меня, ибо нет тебя в мире бесстыдней!»

Так говорил он. Молчала в ответ белорукая Гера.

Пал в глубину океана блистающий пламенник солнца,

Черную ночь за собою влача на широкую землю.

Не были этому рады троянцы. Но трижды желанна,

Радостна темная ночь для ахейцев была меднолатных.

Созвал блистательный Гектор троянских мужей на собранье,

Прочь от судов отведя их, к реке, водовертью богатой,

В чистое поле, где было свободное место от трупов.

С коней сошли они наземь и слушали, что говорил им

Гектор, любимый Зевесом. В руке он держал многомощный

Пику в одиннадцать целых локтей, и сияло над нею

Медное жало ее и кольцо вкруг него золотое.

Он, опираясь на пику, с такой обратился к ним речью:

«Слух преклоните, троянцы, дарданцы и рати союзных!

Нынче я ждал, что, суда и самих аргивян уничтожив,

Мы, торжествуя, в открытый ветрам Илион возвратимся.

Раньше однако настигла нас тьма, и она-то всех больше

Возле берега моря спасала и суда, и ахейцев.

Что ж, покоримся и мы наступающей сумрачной ночи!

Будемте ужин готовить. Пока же коней пышногривых

Из колесниц поскорей выпрягайте, задайте им корму,

Быстро из города жирных овец и быков пригоните,

Хлеба доставьте сюда и вина, веселящего сердце,