Тишина - Питер Хег

Глаза мужчины в зеркале наблюдали за Каспером.

— Ты кто, черт возьми? — спросил он.

Голос был черным, как ночное небо. Мягким, словно четыреста квадратных метров костюмного бархата.

Каспер взял с полки небольшое зеркало. Показал мужчине его затылок.

Йосеф Каин в парикмахерском кресле застыл. Гитлер тоже потерял бы сосредоточенность. Если бы увидел себя коротко постриженным и покрашенным хной. Подбородок отвис. Звук открылся. Каспер говорил в открывшееся пространство.

— В твоем звучании — дыра. Во всех нас есть повреждения. Но у тебя она велика. Нельзя сравнить ее с дырой Гитлера. Не надо пытаться уподобиться великим. Но она достаточно большая. Это как-то связано с детством. Это всегда как-то связано с детством. Может быть, ты рос в бедности. Может быть, у тебя не было отца. Это может объяснить жажду наживы. Стремление к власти. Дыра связана с двумя обстоятельствами. Она закрывает сердце. Ты чувствуешь детей? Ты помнишь, как сам был ребенком? Ты отрезал девочке пальцы?

Лицо человека в зеркале стало тусклым. Звук его более уже не был открыт, он был теперь закодирован.

Франц Фибер вошел в комнату. Отодвинул занавеску. Какой-то человек направлялся к зимнему саду. Коренастый человек со слуховым аппаратом.

Каспер наклонился. Его лицо оказалось в нескольких сантиметрах от лица Каина.

— Мне сорок два года. Знаешь, к какому выводу я пришел за эти годы? Ад. Это не какое-то конкретное место. Ад транспортабелен. Мы все носим его в себе. Стоит нам только потерять контакт со свойственным нам врожденным состраданием, и раз-два — ад тут как тут.

Каспер чувствовал парикмахерские ножницы в руке. Он смотрел на шею сидящего перед ним человека. Туда, где за челюстной костью проходит sterno cleido.[50]Достаточно было бы одного удара. Концы ножниц прошли бы через основание черепа в мозг. В мире стало бы на одну черную звуковую дыру меньше.

Он закрыл глаза. Прислушался к гневу. Это был не его гнев. Он пришел сквозь дыру в его системе. Акустически мы все перфорированные, как швейцарский сыр. Кто имеет право быть палачом другого человека?

Он выпрямился.

Человек, сидящий в кресле, провел рукой по затылку. Посмотрел на руку. Она была красной от хны.

— Не так уж важно, — заметил Каин, — кто ты. Тебя давно уже нет в живых.

Он почувствовал боль в области сердца. Из-за того, что — в который раз — не смог достучаться до ближнего. С самой простой и важной из всех истин.

Франц Фибер открыл стеклянную дверь: за дверью милостиво спускалась вниз винтовая лестница — к тому месту, где они оставили свой фургон.

— Десять минут под феном, — сказал Каспер. — И на твоем чепчике не останется никаких следов.

Они проехали мимо гавани Сванемёлле прямо к причалу. Мимо складов, рядов деревянных судов с высокими мачтами. Франц все время поглядывал в зеркало заднего вида, опасаясь преследования. Они доехали до променада.

— Позвони в полицию.

Голос его дрожал.

— Скажи, что знаешь, где дети. Что надо штурмовать здание. Ты сможешь заставить их пойти на это. Ты можешь кого угодно уговорить.

— А если детей там нет?

Молодой человек сник. В его звуковом профиле начало преобладать уныние. Касперу это не понравилось. Им еще было чем заняться.

Мимо них медленно проехала патрульная машина. Трое темноволосых подростков, стоявших на углу, отступили в темноту. Когда машина скрылась из вида, они снова появились. Они излучали энергию, как какие-нибудь мелкие гангстеры in spe.[51]Каспер почувствовал внезапную радость от того, что космос стремится к созданию уравновешенной целостности. Стоит только построить квартал для приличной публики и очистить его от чужеродных элементов, как тут же из всех углов начинает вылезать тьма.

Он прислушался к пейзажу, который окружал его. Он слышал, как в последних открытых допоздна магазинах подсчитывали выручку. Он слышал ветряные генераторы напротив очистных сооружений Люнетен. Чаек. Низкий шепот турбин электростанции. Последних посетителей ресторанов. Он вслушивался в поисках подлинной структуры звука. Верно выбрать время — это не значит выбрать какой-то определенный момент, это значит выбрать звук. Он не смог бы никому это объяснить, разве что, может быть, Синей Даме. Музыкальность часто знает когда, но редко — почему. Нужный момент еще не настал.

Слух его был ясным, потому что был вечер и потому что он был голоден. У святой Катарины где-то написано, что пост — это прекрасный инструмент, чтобы узреть Бога. Но дело в том, что важно суметь узреть Бога и без всякого инструмента.

Он протянул назад руку и нащупал хлеб, сыр, песто. Бутылку родниковой воды. Нож для овощей. Он разломил хлеб и намазал его. Протянул кусок Францу. Тот покачал головой.

— Мы сделали что могли, нас обоих разыскивают. Те, кого мы преследуем, это не обычные люди. Это демоны.

Он открыл арманьяк, отхлебнул, протянул бутылку Касперу, налил обоим кофе. Руки его дрожали.

— Как сочетается спиртное с постоянной молитвой? — спросил Каспер.

— Ты о чем? Трапписты варят пиво. Бенедиктинцы делают ликер. Спаситель превращал воду в вино. И в такой вечер, как сегодня, что ты, черт побери, от меня хочешь?

Новый звук добавился к окружающему их коллажу — звук ветра в том, что могло бы быть телефонными проводами.

— Не знаю, знаком ли ты с оперой «Парсифаль», — сказал Каспер, — если нет, то рекомендую послушать. Вагнер дошел до последней черты. Был в бегах от кредиторов. Такое случается с великими. Он получил прибежище. С видом на воду. Как здесь. Там он написал «Парсифаля». В нем есть великолепная сцена. Действие происходит в Страстную пятницу. Как и сегодня. Третье действие. Вокруг героев вырастает замок Грааля. Ты начинаешь понимать, что это не физическое место. Что он возникает в воображении. Поэтому у него все и получилось.

Фибер посмотрел на Каспера. На гранит стен.

— Они вполне материальные, — заметил он. — Какое тут воображение!

Каспер открыл дверь машины, Франц схватил его за руку.

— Ты что, туда собрался? Совсем спятил?

— Понимаешь, я что-то обещал Кларе-Марии, — сказал Каспер, — и мальчику тоже, хотя и не встречался с ним. Я, наверное, обещал им, что буду носить их на руках из повозки. В тепло.

Желтые глаза смотрели на него. Последние остатки того доверия, которого на самом деле и не было, исчезли.

— Я ездил сюда раз десять, если не больше. Тут все охраняется, как на военном полигоне. Вооруженная охрана. Видеокамеры. Инфракрасные датчики. Ты и шага не сможешь ступить.