Самый далекий берег - Александр Бушков

– Подождешь, – сказал Стрекалов серьезно. –Браслетик надень пока. И ты тоже, Степаныч. Уж если нарушать правила, то сминимальными отклонениями от инструкции…

Кирьянов взял просунутый браслет – по цвету похожий назолото, но по весу легче пластмассы, состоявший из одинаковых прямоугольниковтолщиной с костяшку домино. Пока он натягивал его на запястье, прямоугольникиразошлись, будто на невидимых резиночках, но, оказавшись на левой руке, браслетмгновенно превратился в монолит (Кирьянов это обнаружил сразу же, когдапопытался передвинуть повыше).

– Штука несложная, но необходимая – автореверс, –сказал искоса наблюдавший за ним Стрекалов. – Поставлю таймер на три часа…

– Антоха, ну мало! – умоляюще воззвалМухомор. – Пока баньку натопят, и вообще…

– Ладно, на четыре, не ной… В общем, через четыре часатебя, Костенька, автоматически выдернет в настоящее, да и нас тоже… А топытались взбрыкнуть… некоторые. – Он с намеком посмотрел на Мухомора.

– Антоха, я ведь покаялся и признал все допущенныеошибки, – недовольно сказал тот. – Чего ж глаза колоть припосторонних?

Стрекалов преспокойно продолжал:

– А то случилось однажды у нашего Мишани неодолимоежелание остаться в прошлом. Конкретнее, во временах государя императораАлександра Второго Освободителя. Подумал, дитя природы, что если там нет нидактилоскопии, ни телексов, ни компьютерных картотек уголовного элемента, тотам он будет кум королю. Рокамболь местного розлива. Мне же и вытаскиватьпришлось. Хорошо еще, обошлось не только без развилок, но и без огласки…

– Антоша! Все осознал!

– Ты браслетик-то натяни… Вот так… Оно спокойнее будет.

– Да кто ж знал, что там, по большому счету, такаяскука… – покаянно сознался Мухомор. – Ни тебе телевизоров, никиношки, вместо такси лошадь везет и тут же, зараза, на мостовую серет… Сортирапутного не найдешь, разве что кабаки хороши, да городовые, суки, в стрункутянутся, если одет барином… Ну прав ты, Антоша, кругом прав – человек долженжить в своем времени, в других ему неуютственно…

– Рад, что осознал наконец… Ладно, посиди тихо, немешай.

Стрекалов вновь вызвал из небытия светящийся призрак пультаи легкими касаниями пальцев принялся с ним манипулировать, бормоча под нос:

– Учитывая, Степаныч, что все автоматизировано икомпьютеризовано до предела, трудиться особо и не придется. Временныекоординаты, пространственные… Только не спрашивай, отчего так получается, чтомы из космоса прыгаем в аккурат на земную орбиту, я и сам не все понимаю,поскольку нет такой необходимости… Ну вот и все, пожалуй. Пройдемте, граждане…

Он тронул очередной розовый символ – и вместо одной из стенвозникло огромное окно в соседнее помещение: невысокое, куполообразное, где подпотолком сверкало несколько рядов маленьких блестящих полушарий, а на полунарисована знакомая «мишень», только на сей раз черная.

Рядом с окном обнаружилась обыкновеннейшая дверь.

– Пройдемте, граждане, – повторил Стрекалов,прихватывая из шкафчика другую бутылку коньяка, непочатую. – Чего кота захвост тянуть?

– И это… все? – спросил Кирьянов.

– Ага, – кивнул Стрекалов. – Чем изощреннее играндиознее техника, тем она проще выглядит. Давно уже следовало привыкнуть кэтой нехитрой теореме.

– Подождите. А… переодеться? – Он тронул лацканкителя.

– Вот это совершенно не обязательно, – сказалСтрекалов скучным голосом. – Мы же не собираемся по Невскому разгуливатьясным полднем, у нас поездка куда как прозаичнее…

Он подтолкнул Кирьянова в дверь, пропустил вперед Мухомора,зашел последним. Все трое встали на центр «мишени», майор извлек из карманачто-то вроде блестящего яйца, нажал на верхушку большим пальцем…

И вновь навалилось ничто – мгновенное растворение вокружающей Вселенной, ставшее уже почти привычным за время несколькихкомандировок в медвежьи углы Галактики. Только на сей раз к знакомым ощущениямпримешалось что-то еще – столь мимолетное и непонятное, что Кирьянов ничего несмог рассудочно осознать.

Некогда было. Мрак рассеялся, их ослепил солнечный свет.

Они стояли на узорчатом ковре, посреди обширной комнаты,поначалу показавшейся Кирьянову ужасно знакомой. Однако вскоре он сообразил, вчем тут дело. Нечто похожее он сто раз видел в кино: старинная мебель на гнутыхножках, портреты и пейзажи на стенах, от огромных до овальных миниатюр, беломраморныебюсты, высокий и узкий книжный шкаф, набитый толстенными фолиантами, часы подстеклянным колпаком…

И вопросительно воззрился на Стрекалова.

– Уютное, спокойное времечко, – сказал тот снекоторой рисовкой. – Разумеется, для тех, кому не приходится ходить ссошкой. В стольном граде Питере восседает на троне государь император НиколайПавлович, венгерский мятеж уже подавили, но Крымская кампания еще не грянула…Тишь, гладь и божья благодать. Если ты – вроде нашего гостеприимного хозяина,коего сейчас мы и вызовем…

Он уверенно подошел к овальному портрету, изображавшемупожилую даму в букольках, сдвинул его в сторону и нажал кнопку.

Не прошло и минуты, как в замочной скважине тихонькопровернулся ключ, и в комнату прямо-таки ворвался полный, румяный, суетливыйчеловек со странной прической хохолком и бакенбардами, в обширном халате. Стольже проворно заперев за собой дверь, он кинулся к нежданным визитерам, ничуть неудивившись, распростерши руки:

– Господин майор, наконец-то! Я уж заждался… И выздесь, Михаил Петрович? Душевно рад! А вот с вами, сударь, не имел чести…

– Обер-поручик Константин Степанович Кирьянов, прошулюбить и жаловать, – сказал Стрекалов с поразительной обыденностью. –Наш сослуживец, рекомендую…

– Душевно рад, душевно! – заверил румяный, обеимируками схватив ладонь Кирьянова и ожесточенно ее сотрясая. – Друзья АнтонаСергеевича и Михаила Петровича – мои друзья… к тому же вы, я так понимаю,имеете честь служить по тому же ведомству, что и они? Ну разумеется, я же вижу…Надобно вам знать, дорогой Костантин Степанович, я сам служил в свое время,да-с, в Белавинском драгунском, в отставку вышел поручиком – родителискончались, наследство, надобно было посвятить себя домашним хлопотам… Честьимею представиться – Степин Алексей Иринархович, отставной поручик и здешнийпомещик, царь и бог, так сказать, хе-хе-с… Помилуйте, господа, о чем то бишьмы? Чего же мы стоим? Сию минуту распоряжусь!

И он, издали целясь ключом на замочную скважину, метнулся кдвери, во мгновение ока отпер замок, захлопнул дверь за собой, слышно было, какон, вприпрыжку удаляясь по коридору, орет во всю глотку:

– Прошка, Афошка, строфокамилы неповоротливые, рабынерадивые! Один на кухню, другой в баню, шевелись, бессмысленные, пока незапорол! Поворачивайся!