Ночь Стилета-2 - Роман Канушкин

Никогда не надо портить людям настроение. Особенно перед смертью.

Коля посмотрел в глаза Санчесу — они были темно-карими, но сейчас показались черными. Эти глаза, полные совершенно неземной любви, печали и одиночества, свели с ума не одну женщину. Ведь он сказал: «Я твоя удача»…

На какое-то мгновение в этих глазах что-то изменилось — прожигающий огонь, черные солнца… Белый тонкий носовой платок — Санчес накрыл им рукоятку «кольта» — «кобры» Кеши Беспалого. И с неожиданной, конечной и бесповоротной ясностью Бочка понял, что эти черные солнца глаз — последнее, что ему суждено увидеть в жизни. Его просто подставили. Он зажмурился, когда стальное дуло коснулось его лба, и с неожиданной в его положении грустью пожалел лишь о том, что на «750-й» «бэхе» он уже не поедет. Никогда. Теперь уже нет. Помашем ручкой! Пока-пока…

А потом грянул выстрел.

Санчес вернул «кобру» в руку Беспалого, платок, оставшийся совершенно чистым, без единой капельки крови, быстро убрал в карман.

* * *

Разборки… Киллеров было двое. Били из автомата Калашникова и пистолета, скорее всего иностранного производства. Одному из киллеров удалось уйти. Второй был обнаружен на месте преступления… Все три жертвы вечерней стрельбы получили огнестрельные ранения в голову, несовместимые с жизнью…

Санчес сделал свою работу. Сделал свое дело.

Но пока Санчес не может уходить.

За тонированными стеклами «БМВ» Санчес видел еще одного пассажира. На заднем сиденье. Когда началась стрельба, он скорее всего упал на пол. Но, возможно находясь в шоке, даже не сделал попытки покинуть автомобиль. Санчес следил. И с сожалением отметил, что жертв сегодня должно быть четыре. Увы, но так вышло, что троих Беспалый заберет с собой. Санчес все помнил про маленьких тявкающих болонок. Этот четвертый, пассажир «БМВ», конечно, был из таких. И Санчес прекрасно понимал, что скоро, уже очень скоро, здесь будут люди. Такие же тявкающие болонки, пугливые, но сгорающие от любопытства. Санчес посмотрел на свои наручные часы-хронограф. В его распоряжении оставалась пара десятков секунд. Может, чуть больше, но не намного.

Пара десятков секунд…

Санчес пригнулся. Подхватил с земли камешек и бросил его в раскрытую правую переднюю дверцу — я тут, алле… Сам молниеносным, совершенно бесшумным движением оказался в темноте и распахнул заднюю дверцу слева. Курок «ланда» был уже взведен, патрон находился в патроннике…

Он был здесь, в темноте. Он даже не пытался сопротивляться. Он, смертельно напуганный, забился в угол на полу, и Санчес услышал тихий стонущий звук. Санчес даже не смог бы назвать это рыданием — скорее какой-то вой обезумевшего…

«Черт тебя подери! — раздраженно подумал Санчес. — Веди же себя нормально. Или ты случайно оказался в этом автомобиле, а так ты беззащитный законопослушный гражданин?»

Это не правильно — стрелять вот так, в спину. Так можно поступать, когда ничего другого уже не остается, но это не правильно. Санчес должен был посмотреть ему в глаза. Это бы облегчило дело. Санчес очень надеялся, что ему еще хватит этих драгоценных, стремительно убывающих секунд.

Санчес коснулся его и СЮРПРИЗ чуть не отпустил оружие. Что-то качнулось в темноте. Это была девушка. Твою мать! Длинные волосы. Санчес рывком поднял ее с пола. Она сжалась в комок, словно могла так отгородиться от всего внешнего. Санчес развернул ее на заднем сиденье, где отражалась размазанная полоска электрического света, и тогда она заорала. Господи, как резаная:

— Пожалуйста, не надо!

Слезы, слезы, слезы… Грудные рыдания…

Санчес свободной рукой наотмашь ударил ее по лицу, закрыв ей рот и приглушив рыдания. Она бы вскрикнула еще громче, если б могла:

— П-щ-а-лл-ста… не ма-мо, п-шал-ста…

Воевать с бабами — еще более мерзкое дело, чем стрелять в спину. Да, денек явно стал разворачиваться своей неприятной стороной. Но Санчес далек от сантиментов. Санчес — профессионал, и он давно бы уже выпустил ей мозги, несмотря на то что она писаная красавица. Все просто: девчонка умудрилась оказаться в очень неудачном месте и в явно неудачное время. Что ж, все так, тебе просто не повезло, сестренка, и здесь нет ничего личного, но… Санчес медлил. Прекрасно понимая, что его драгоценное время беспощадно убывает. Санчес вдруг убрал руку и быстрым движением вставил ей цилиндр глушителя глубоко в рот. Один из передних зубов ее надломился, острым краешком пропоров губу; губа моментально опухла и стала красной, как будто она наелась вишни.

Капельки вишневого сока на губах любимой, так это было в «Мартине Идене», мать его?! Санчес уперся стволом ей в глотку, ее глаза заволокло пеленой, словно она вот-вот потеряет сознание. Еще чего не хватало, кисейные барышни в «БМВ» Кеши Беспалого… Санчес чуть нажал на пистолет, вполне возможно порезав ей небо, но она включилась. Ну, это уже лучше.

— Если хочешь жить, не произносишь ни звука, — быстро сказал Санчес.

Ее глаза округлились, стали огромными, она смотрела на него. Но явно не понимала.

— Если хочешь жить, ты сейчас заткнешься и не пискнешь!

Ее зрачки расширились.

— Ты меня поняла? Если да, то кивни и проблем у нас не будет.

Она еще мгновение смотрела на него своими огромными глазами. Потом быстро закивала. Бог мой, ведь она делает минет его пистолету.

— Вот и славно, сестренка, — проговорил Санчес. — Я сейчас положусь на тебя, потому что я тебе поверил. Только смотри ничего не перепутай.

Ее зрачки снова расширились. Санчес еще какое-то время смотрел на нее, словно взвешивая каждое свое движение и каждое свое слово. Потом он добавил:

— Потому что если ты что-то перепутаешь, то тебе придется, — Санчес чуть поводил пистолетом, — подавиться этой штукой. Мы правильно друг друга понимаем?

В ее огромные глаза вернулся прежний ужас, но она тут же закивала головой.

— Вот и хорошо, — спокойно произнес Санчес.

Он быстрым движением извлек цилиндр глушителя из ее рта. Раздался чуть слышный хлюпающий звук, один из осколков зуба оказался у нее на губе, она застонала.

— Нет-нет-нет, мы так не договаривались, — произнес Санчес.

Ствол пистолета вернулся. Он легонько коснулся уголка ее рта. И ее рот захлопнулся.

— Уже лучше. А теперь выходим. Но, сестренка, очень быстро.

Ее била мелкая дрожь. Она смотрела на Санчеса, пребывая в каком-то ступоре. Глаза застыли, словно это была фотография, созданная в миг безумного испуга. Санчес взял ее за руку, холодную, как у привидения, Одна из девочек потянул на себя.

— Тебе придется включиться, сестренка. Если я уйду без тебя, то…

Она его поняла. Санчесу не пришлось объяснять, что с ней случится, если он уйдет один. Санчес с удовлетворением отметил, что в ее глаза вернулась осмысленность. И страх, гораздо более глубокий, чем первый шокирующий ужас. Что ж, это даже хорошо, это свидетельствует об уме. А если Санчес ошибается, то спустить курок он успеет всегда.