Франсиско Франко и его время - Светлана Пожарская

По сведениям службы информации Главного управления безопасности, в окрестностях Марселя в октябре 1946 г. наблюдалась активизация партизанских отрядов. Консул Испании во Франции сообщал из По 9 ноября того же года о Сантьяго Каррильо, основателе террористической организации «Сражающаяся молодежь», о подобных же группах, стоящих на платформе социалистов. И даже в марте 1950 г., когда партизанского движения уже практически не существовало (разрозненные очаги его сохранялись со времен гражданской войны), посланник Мадрида во Франции специально сообщил по телефону в министерство иностранных дел, что в Париже находятся генералы республиканской армии Листер и Модесто. Об этом его персонально поставило в известность министерство внутренних дел Франции. Но граница Испании была закрыта не только для проникновения извне, причем лиц с сугубо мирными намерениями, но и для выезда[297].

Разрешение на въезд и выезд из страны мог дать ни больше ни меньше как министр иностранных дел: об этом свидетельствуют многочисленные прошения на его имя, сохранившиеся доныне в архиве министерства. Эти прошения были подписаны коммерсантами, служащими Института национальной индустрии, священниками, реже — родственниками проживающих за границей испанцев.

20 февраля, в день, когда Мадрид объявил о казни Кристино Гарсиа, корреспондент «The New York Times» Сульцбергер удостоился приема в Эль-Пардо. Корреспондента, как он впоследствии писал, встретил невысокий плотный человек в аккуратной военной форме, с полным бледно-оливковым лицом и принужденной улыбкой. Это был Франко. Во время беседы его маленькие нервные руки все время находились в движении. Переводил барон де ла Торрес.

То, что произошло потом, была не беседа двух лиц, а монолог одного Франко. Франко сообщил Сульцбергеру, что, по его мнению, большинство испанцев предпочитает монархическую систему правления как более устойчивую, нежели республиканская, что он сам — монархист, и традиционная система правления в Испании — монархическая. Современная монархия, как он полагает, может подняться до методов президентского режима. Он пытался внушить зарубежному гостю, что существующее в Испании правительство можно рассматривать как переходное, прибавив при этом, что его «счастливейший день настанет тогда, когда ему не нужно будет тревожиться о будущем его страны». Время окончания этого периода он не определил.

Когда Сульцбергер завел речь о фаланге, Франко ответил, что многие иностранцы неправильно понимают роль фаланги, которая никогда не была политической партией, а просто отражает «дух нашего дела в гражданской войне», и основная идея фаланги — антикоммунизм. Он заверил Сульцбергера, что фалангистской милиции больше не существует, а остались лишь отряды типа бойскаутских. Неверным объявил он и представление, что спустя семь лет после окончания гражданской войны и почти год после мировой в Испании все еще остается полувоенное положение: суды и законы, по его словам, функционировали нормально, и в тюрьмах не было ни одного человека, кто бы содержался там без суда. Созданный Франко образ Испании Сульцбергер переложил на страницы представляемой им газеты[298]. Были и другие визитеры.

За день до опубликования тройственной «Декларации» 3 марта кардинал Спеллман проездом из Рима провел три часа в Мадриде. Это время он употребил на беседу с Мартином Артахо, которая, как подчеркивали ее участники, носила частный характер. Местом для беседы были избраны стены американского посольства. Кардинал сообщил испанскому министру иностранных дел, что Ватикан склоняется в пользу восстановления монархии, т. к. полагает, что это — наилучший выход. В связи с чем ему, Спеллману, папой Пием XII дано поручение оказать соответствующее воздействие на окружение Франко[299].

Находясь в международной изоляции, ведомое Франко правительство Испании тем не менее продолжало проводить институционные изменения, заявленные еще в канун окончания войны. 6 июля 1947 г. в результате «прямой консультации с нацией» главы государства, иначе говоря, плебисцита, был одобрен «Закон о наследовании поста главы государства»: из 17 178 812 голосовавших 14 145 165 высказались за монархию. 20 дней спустя Франко подписал этот закон, в соответствии с которым Испания объявлялась «католическим, социальным и представительным государством, которое в соответствии со своей традицией провозглашает себя конституированным как королевство»[300].

Много лет спустя, уже после смерти Франко, когда свершился мирный переход от диктатуры к демократии, известный испанский историк Л. Суарес Фернандес, рассматривая «Закон о наследовании» в исторической ретроспективе, расценил его как обещание реставрации монархии, которое Франко выполнил много лет спустя, как меру, способствующую первому шагу демократического характера к открытому обществу. По мнению исследователя, начиная с 1947 г., вопреки воле Г. Трумэна, никогда не скрывавшего своего негативного отношения к Франко, правительство США рационально изменило свою политику в отношении к Испании[301].

И действительно, поверенный в делах США в Испании Кальберстон в донесении госсекретарю высказался за «естественную либерализацию режима». Однако для ее успеха, по мнению американского дипломата, была необходима экономическая и финансовая реконструкция, а также политическая эволюция испанского правительства.

Политическая эволюция не входила в планы Франко. А вот к тому, чтобы внешний мир поверил, что идеологический «баланс сил» в стране претерпел изменения, Франко приложил немало усилий.

Помимо чисто внешнего камуфляжа — устранения с фасада режима его наиболее одиозных фашистских аксессуаров — правители страны сочли необходимым пойти на некоторые перемещения в системе блока националистов, поменяв для его компонентов места на своеобразной иерархической лестнице. Этот допускаемый перевес одних компонентов блока «победителей» над другими строго дозировался с тем, чтобы «жертва», понесенная во имя сохранения режима, не была чрезмерно обременительной и не спровоцировала бы центробежных тенденций.

Вызывавшей резко отрицательную реакцию на внешнеполитической арене фаланге пришлось уступить некоторые позиции консервативно-клерикальным компонентам, выдвигаемым режимом в этих сложных для него внешних условиях на первый план в системе государственной власти. И хотя при определении идеологической ориентации режима все еще принимались во внимание клише, пропагандируемые основным органом Института политических исследований «La revista de estudios políticos», в «обоснование своей враждебности к либерализму и восхваления тоталитаризма»[302] власти проявляли все более заметный интерес к аргументации журнала «Arbor», с 1945 г. официального органа Высшего совета научных исследований.