Питомник - Полина Дашкова

За стеной послышался тихий плач. Маша как будтопочувствовала, о чем думает ее мама, и проснулась. Было всего семь часов. Ксюшарешила не изводить себя, потому что так можно просто свихнуться. Лучшеспокойно, с удовольствием дожить этот вечер, отдохнуть после кошмарной ночи, азавтра, на свежую голову, принять решение.

Посадив ребенка в коляску, она отправилась в торговуюгалерею в двух шагах от дома. Там в любое время суток можно купить все, нетолько еду, но и одежду. Ксюше давно приглянулась маечка от Готье изнатурального шелка, и сейчас она без колебаний ее купила. В обувном бутикеперемерила всю обувь своего размера и выбрала босоножки цвета молочногошоколада, на невесомой танкетке, с ремешками из мягчайшей телячьей кожи. Ей тутже предложили к ним сумочку, небольшую, но очень вместительную. В детскоммагазинчике она приобрела для Маши совершенно нефункциональный, но сказочнокрасивый комплект. Платьице и шляпку в стиле «кантри». Ласковый щебетпродавщиц, изумительные запахи, прохладный озонированный воздух окончательностерли в ее памяти все ночные кошмары.

В супермаркете она купила маленькую упаковку крупнойклубники, несколько светящихся от спелости абрикосов, французский камамбер,пучок свежайшего салата, баллончик взбитых сливок, пачку голландских галет,пакетик кешью и литровую бутыль свежевыжатого апельсинового сока. Этого былодостаточно, чтобы сегодня доужинать и завтра позавтракать. Напоследок, увыхода, она выбрала видеокассету с душераздирающим триллером.

Илья Никитич очень удивился, когда обнаружил, что ужеодиннадцать вечера, а мамы все нет дома. Лидия Николаевна всегда звонила, еслизадерживалась. Но сегодня он даже не знал, где она. Ни звонка, ни записки,ничего.

В половине двенадцатого он заволновался всерьез. У него имелисьтелефоны маминых приятельниц, он принялся сосредоточенно листать записнуюкнижку, пытался вспомнить, кто сейчас в Москве, а кто на даче. Он сомневался,стоит ли паниковать раньше времени, беспокоить старушек ночью. Его мучила мысльо том, что мама могла обидеться. В последнее время он вел себя не то чтобыпо-свински, но как-то нехорошо. Они с мамой почти не разговаривали, онраздражался, прятался в своей комнате. Он отлично понимал, в чем дело. Вернее,в ком. Конечно, в Евгении Михайловне Руденко.

Еще ничего не произошло и, вероятно, не могло произойти. То,что он чувствовал к Евгении Михайловне, не имело значения ни для кого, кроменего. На взаимность он не рассчитывал. В реальности существовали только егостранные, до вольно бурные чувства. Он знал, что это в последний раз, и хотелпережить сентиментальную бурю в одиночестве. А мама привыкла, что между ниминет никаких секретов. Возможно, был бы у него своя личная жизнь, семья, как убольшинства нормальных людей в его возрасте, мама не требовала бы полногоотчета во всем. Но поскольку своей семьи у него не имелось, мама до сих порсчитала его маленьким и была убеждена, что без нее он не может шагу ступить.

Было бы жестоко разрушать эту иллюзию. Она наполняласемидесятипятилетнюю Лидию Николаевну молодой материнской энергией.

Без пятнадцати двенадцать Бородин все-таки поднял телефоннуютрубку, остановив свой выбор на той из маминых подружек, к которой ЛидияНиколаевна могла отправиться в гости. Но в этот момент звякнул домофон.

Илья Никитич положил трубку и вышел в прихожую. Дверьоткрылась, и Лидия Николаевна возникла на пороге в элегантном летнем костюмецвета какао с молоком. На голове у нее была белая соломенная шляпка, украшеннаялентой такого же цвета, как костюм, шею небрежно обвивал белый шелковый шарф, вруке покачивалась белая лаковая сумочка. Туфли тоже белые лаковые, на невысокомудобном каблучке. Пахло от нее какой-то легкой туалетной водой, и на губахпоблескивала бледная помада. Илья Никитич знал, что костюму лет двадцать, итуфли старенькие, и шляпка, но выглядела мама потрясающе. Он тихо присвистнул,покачал головой, поцеловал маму в прохладную щеку и произнес:

— Да-а, мамочка, это серьезно…

— Что серьезно, Илюша? — она осторожно сняла шляпку,тряхнула короткими белоснежными волосами. — Уж не думаешь ли ты, что я бегалана свидание на старости лет?

— Думаю, — признался Бородин, присаживаясь на корточки ипомогая маме снять туфли, — именно об этом я и думаю весь вечер.

— Ну, прости, прости, — она поцеловала его в макушку, — тыужинал?

— Чайку выпил. А ты?

— А я, Илюша, была в ресторане. Раз в десять лет можно себепозволить, правда? Тем более, мы угощались пополам. Получилось совсем не дорого.

— Мамочка, ты что, оправдываешься? — улыбнулся Бородин. —Лучше расскажи, в каком ты была ресторане и с кем.

— Сейчас я переоденусь, мы сядем ужинать, и я расскажу, —пообещала Лидия Николаевна, скрываясь в своей комнате. Илья Никитич заметил, кактаинственно и хитро блестят у нее глаза.

— Ужинать? — переспросил он сквозь дверь. — Ты что, хочешьесть после ресторана?

— Представь, да. Там я в основном разговаривала.

Он успел накрыть стол, поставил разогревать жаренуюскумбрию, нарезал помидоры и огурцы. Лидия Николаевна вышла из комнаты вдомашнем платье. Устало опустившись на стул, выразительно вздохнула. ИльяНикитич понял, что маму просто распирает желание рассказать нечто важное иинтересное.

— Ну, давай, мамочка, я тебя внимательно слушаю.

— Нет, — она упрямо поджала губы, — сначала поедим. Деловыеразговоры лучше вести за чаем.

— Что, разговор прямо-таки деловой? — Бородин улыбнулся ислегка наклонил голову набок.

— Не деловой, но очень важный. Я, Илюша, приготовила длятебя сюрприз. Нет, мне рыбу не клади, я только салатику поклюю, и довольно. Аты кушай, не торопись.

Бородин принялся за рыбу. Он действительно был голоден.Курагу и чернослив, которые давала ему мама на работу вместо котлет и пирожков,он уже видеть не мог и целый день ничего не ел, кроме бутерброда с сыром,который перехватил в буфете на службе.

Лидия Николаевна смотрела него сверкающими голубыми глазами,вздыхала, суетилась, вставала из-за стола, что-то переставляла, перекладывала,наконец не выдержала и быстро, возбужденно произнесла:

— Так и быть, слушай. Только, пожалуйста, не перебивай, а тоя упущу что-нибудь важное. Хорошо?

— Конечно, мамочка. Я весь внимание.

— Ты не поверишь, я чуть не сошла с ума, Илюша. Эта пивнаяфамилия вертелась у меня в голове, не давала покоя, можно сказать, бродила икисла, как дрожжи… Фу, пакость какая! Отвратительное сравнение, да? Ну ладно.Не будем отвлекаться. Итак, я совершенно точно знала, что когда-то где-товстречала человека с такой фамилией, однако не могла вспомнить, когда и где.Идиотизм, да? Я перерыла все свои старые записные книжки. Бесполезно. Я чуть неплакала, даже сердце заболело от огорчения. Я не спала всю ночь. А на рассветеменя как будто током стукнуло. Я ведь смотрела в каждой из своих книжек толькостраницы с буквой "С". Ну, мне просто лень было, честно говоря,просматривать все, от "А" до "Я". Ты ведь знаешь, яленивая, нетерпеливая, результат мне нужен моментально, без всяких усилий. Таквот, на рассвете я так разозлилась на себя, что встала и принялась листатькнижки по порядку. И знаешь, где я нашла эту проклятую пивную фамилию? Ни зачто не догадаешься! Она была записана на букву "К". Как ты думаешь,почему? Да потому, Илюша, что Галина Семеновна работала в Министерствекультуры.