На взлет идут штрафные батальоны. Со Второй Мировой - на Первую Галактическую - Олег Таругин

По ее щеке вдруг покатилась слеза. И в ней засверкали отражения звезд. Где-то среди этих отражений блестело и невидимое отсюда земное Солнце.

– Ты ведь уже даже придумала имена своим детям. Я знаю, что это так Ведь, правда? А если и не придумала, то это так легко исправить. Нужно лишь захотеть – и тогда…

Она вдруг ожила. Она медленно повернула к священнику мокрое от слез лицо.

– Выйдешь ли замуж за Марка, дочь моя? – осторожно коснулся ее щеки священник

И она, впервые после стольких недель молчания, прошептала слово.

На следующий день в лагере сыграли первую свадьбу…

Потом прилетит транспорт с переселенцами с Земли. С теми, кто рискнет все изменить в своей жизни. Кто захочет все изменить. И вернется батальон – нет, не весь; конечно же, не весь, ведь у офицеров штурмбата еще столько дел на других планетах.

Они будут строить новые города и возделывать поля.

Еще будут проблемы, но будут и решения. Будут ссоры, но будет и любовь. Будут драки, но будет и мир.

Но главное – будет Человечество.

Теперь уже – навсегда.

И первенцами этого нового Человечества ста нут близнецы.

Мальчик и девочка.

И обоих назовут…

Евгений и Евгения.

Что на древнем-древнем языке означает «Благого рода».

Правильного рода…

Борт космического транспорта «Мечта», 2297 год

– А ты не круто взял, а, майор? – поинтересовался Харченко, когда офицеры, тепло распрощавшись с захмелевшим капитаном и захватив с собой остатки коньяка, вернулись в свою каюту, которую уже по зародившейся на Земле традиции делили на двоих. По дороге связались с Лаптевым, пригласив его в свою компанию. – Восстанавливать армию, флот, пусть и космический. Лавры Автарка покоя не дают? Да ладно, ладно, не ершись, это я так, просто к слову пришлось… О другом хочу переговорить. Вот вернемся мы через пару-тройку дней на Землю, расхерачим этот клоунский Ученый Совет, а дальше-то что? Думал об этом?

– Думал. Отчасти потому и с капитаном разговорился. Жить рядом с Автарком и ему подобными? Знаешь, не тянет меня что-то… А ты-то сам, Сереж, что думаешь?

Харченко тяжело вздохнул. Плеснул коньячка себе и Крупенникову. Махнул залпом, не дожидаясь комбата, и, не закусив, продолжил:

– Знаешь, Виталя, хода обратно нам нет.

– Автарк вроде бы обещал…

– Вроде, вроде… А самому подумать? Нас оттуда, – Харченко ткнул пальцем куда-то за спину, где, по его мнению, видимо и располагалось прошлое, – вытащили за секунду до смерти. За СЕКУНДУ, понимаешь? Ну, вернут нас, если сильно попросим. В тот же миг, откуда забрали. И смысл? Мы даже очнуться толком не успеем. Глазки открыл – хлоп, пуля или осколок в лоб – глазки закрыл. Вот и всё возвращение домой. Погибли мы там, Виталик. Навсегда погибли. Хочешь вернуться?

Крупенников помолчал. На самом деле, он, конечно, хотел вернуться домой. Все эти автарки, гиперпрыжки, ящеры, флаеры – все это было глубоко чуждо человеку сороковых годов двадцатого века. Каждый раз Крупенников, садясь во флаер или гравилет, глубоко изумлялся тому, как эта хреновина вообще способна летать. Хорошо, хоть психика войной закалена по самое не могу – никаких тебе футурошоков. Впрочем, какие могут быть футурошоки у жителя двадцатого века? Века, начавшегося с самобеглых колясок и перкалевых аэропланов и закончившегося Интернетом и ускорителями элементарных частиц. Великий был век. И поэтому комбату очень хотелось вернуться домой. Да и не только комбату. Каждый из офицеров во снах видел свои дома, свои семьи, своих любимых. Но туда, в эти дома, уже пришло извещение, состоящее всего из одной фразы: «пропал без вести». Конечно, их все еще ждут – дочери, жены, матери. Невесты ждут. И не дождутся, никогда не дождутся.

Крупенников поднял рюмку. Печень ты моя, печень… Заботься, печень, о душе, потом душа о тебе позаботится. Если до старости доживет. Свинец, знаете ли, все же смертельнее этилового спирта…

– Харченко, открой секрет?

– М?

– Расскажи, как вот ты так, пьешь-пьешь, а не пьянеешь?

– Учителя были хорошие. Или, может, талант у меня. И это все, что ты мне можешь сказать?

– Знаешь, Сереж, ты прав. Возвращаться – плохая примета, особенно, если возвращаться-то и некуда. А оставаться? Какие есть варианты?

– Немного вариантов, товарищ командир, – внезапно подал голос Лаптев. Начальник штаба не любил пить, предпочитая держать мозги в свежести.

– Расслабься, – поморщился Харченко. – Ты не на совещании штаба.

– Не на совещании, конечно, но… – и тут Лаптев неожиданно замялся, что было совершенно для него несвойственно. Сухой, выдержанный, мыслящий числами, условными отметками и стрелами на картах, никогда не лукавивший перед начальством – настоящий штабной офицер – внезапно смутился.

– О чем ты? – прищурился Харченко.

– Тут никаких вычислительных машин не надо. То, что война не сегодня-завтра закончится, – и ежу понятно. Противнику просто нечего нам противопоставить, они не готовы к активным действиям. Отсюда делаем вывод: после победы мы более не нужны. Нас осыплют наградами, званиями и прочими плюшками. А потом отправят разводить капусту.

– Почему капусту? – удивился Крупенников.

– Это метафора. Теперь второй вариант. Пользуясь правом сильного, мы возвращаемся на Агрон и устанавливаем нашу власть на нем и других освобожденных планетах.

– Какую власть? – не понял комбат. А Харченко хитро улыбнулся.

– Какую, какую… обычную Советскую. С исполнительной властью – наркоматами, и законодательно-контролирующей – Советами народных депутатов.

– А партия? – с интересом осведомился особист.

– А на фига она вообще нужна? Историю помните? Во что наши большевики выродились? В аппарат? Вместо партии будет Армия и Флот.

– Да ты, Лаптев, у нас антикоммунист, оказывается! – захохотал Сергей. – И как это я не доглядел?

– Я реалист, товарищи. Кастовость нам не нужна. Нам нужна внутренняя открытость. Вот возьмем как пример: родился ребенок в семье сельскохозяйственного рабочего. Имеет он право получить высшее образование и стать новым Ломоносовым?

– Имеет, конечно, – в голос ответили оба майора.

– Тогда мы имеем три варианта развития событий. Вариант первый – пусть пробивается сам по себе, за счет своего таланта и денег родителей. Нет у родителей денег? Ну, так пусть себе и дальше прозябает в своей деревне. Или едет в город воровать. В общем, классический капитализм. Вариант второй – четкое отслеживание и пестование с самого рождения каждого таланта, затем включение его в элиту общества. Остальные – обойдутся. Нормальное такое кастовое общество. Каковое мы, собственно, и имеем возможность здесь и сейчас наблюдать. И, наконец, третий вариант – молодым везде у нас дорога. Государство обеспечивает все возможности, а там уже от тебя все зависит. Хочешь, становись академиком, хочешь, землю паши. Каждому по потребности. Как говорится. Это как раз общество советское. Вам какой вариант больше нравится?