P.S. I Miss You. Я по тебе скучаю - Уинтер Реншоу

Черт, я могу проигрывать эту дурацкую песню даже тогда, когда принимаю душ, хотя ни за что не расскажу об этом Мелроуз. Пока еще нет. Она заполучила меня, но я не хочу, чтобы она знала, до какой степени она меня заполучила, потому что тогда она начнет злорадно хихикать, и мне придется наказать ее… покарать ее прелестный ротик, как я сделал сегодня утром после того, как мы вместе втиснулись в душевую кабину, проснувшись в шесть часов от резкого сигнала будильника.

Я сую плеер в ящик, чтобы уберечь его от сырости и случайных брызг из раковины, а потом спускаюсь вниз, чтобы проверить, как там Таккер.

В понедельник он идет в новую школу, и потому на этих выходных я хочу сделать что-нибудь особенное, чтобы эти резкие перемены не тревожили его. Видит бог, нам обоим не помешает отвлечься.

«Что собираешься делать?» – спрашиваю я его, входя в гостиную.

Он поднимает взгляд от нового телефона, который я купил ему. Отец, вероятно, заблокировал прежнюю сим-карту или просто не оплатил ее. Но ничего страшного. Этот телефон новее и лучше, по нему можно определять местонахождение… в общем, в нем есть масса современных средств для обеспечения ребенку безопасности.

Странно думать о том, что теперь я своему брату вместо родителей, несмотря на то что в некотором роде так было всю его жизнь. Я еще помню, как менял ему подгузники, учил языку жестов. Я помню, как он посреди ночи забирался ко мне в кровать, когда ему снились кошмары. Я помню, как он плакал, когда мне исполнилось восемнадцать и я уехал из дома, а он был слишком мал, чтобы понять, почему так получилось.

Я так и не справился с этим чувством вины. И оно только подпитывало злость на нашу мать. Таккер мне брат, а не сын, но как же тяжело мне было покидать его!

Но теперь есть шанс это исправить. Он все еще юн. И дальнейшая его жизнь не должна быть такой же дерьмовой, как первые четырнадцать лет – я твердо намерен позаботиться об этом.

«Ничего такого», – отвечает он мне и возвращается к игре.

Я усаживаюсь в кожаное кресло, вздыхаю, провожу рукой по волосам и смотрю в черный экран телевизора.

В доме слишком тихо.

Я отдал бы что угодно, лишь бы услышать одно из тех дурацких реалити-шоу, которые вечно смотрела Мелроуз.

На некоторое время я погружаюсь в раздумья – до тех пор, пока мой брат не откладывает телефон в сторону.

«Ты ведь женишься на ней, да?» – жестами спрашивает он с лукавой искрой в глазах.

«Неожиданный вопрос, – отвечаю я. – Но да. Когда-нибудь. Если мне повезет».

Я смотрю на часы, стоящие на прикроватном столике в отеле; красные неоновые цифры показывают, что сейчас без пятнадцати десять часов вечера. В Лос-Анджелесе нет еще и восьми, и Саттер знает, что я должна связаться с ним примерно в это время, и тот факт, что он не отвечает на вызов, – повод обеспокоиться.

Я прибыла на съемки в Луизиане три недели назад, а значит, прошло уже три недели с тех пор, как я поцеловала его на прощание, три недели с тех пор, как я ощущала жар его губ и трепет в своей груди от его взгляда.

Видеть его на пятидюймовом экране телефона – это совсем не то же самое.

Мой палец зависает над зеленой кнопкой. Я не хочу продолжать вызывать его. Наши отношения еще слишком новы, и я не хочу выставлять себя психованной собственницей, которая бомбардирует его телефон сообщениями и вызовами, считая, что должна быть первым приоритетом в жизни своего парня.

Саттеру нужно присматривать за братом. Я не посмею требовать, чтобы юный Таккер оказался на втором месте после меня. Никогда в жизни я такого не потребую.

Я откладываю свой телефон и направляюсь в ванную комнату своего номера. Там я смываю дневной макияж и причесываюсь, готовясь ко сну. Дни здесь кажутся ужасно длинными, но вставать приходится в пять утра, и это очень раннее пробуждение.

Покончив с водными процедурами, я забираюсь в постель рядом с Мёрфи, вытягиваюсь под прохладными гостиничными простынями и проверяю свой телефон, на миг понадеявшись, что пропустила вызов.

Но вызова не было.

Протянув руку, я щелкаю выключателем лампы, стоящей на прикроватном столике, и комната погружается во тьму.

Уже закрыв глаза и наполовину растворившись в царстве снов, я слышу стук в дверь. Я поворачиваюсь на бок. Ни у кого нет повода – по крайней мере, веского повода – беспокоить меня в этот вечерний час. Мы все устали, мы все должны отдыхать, потому что завтра предстоит снимать важную сцену.

Я сую руку под подушку и крепко зажмуриваюсь. Должно быть, кто-то ошибся номером, он сейчас это поймет и уйдет.

Но настойчивый посетитель стучится снова. И снова.

Включается кондиционер, наполняя комнату звуком, похожим на смесь жужжания и гула – спать под него почти так же трудно, как под запись раскатов грома, установленную на мой телефон в качестве будильника.

Вздохнув, я отбрасываю покрывало, подхожу к двери и встаю на цыпочки, чтобы заглянуть в глазок. Слабый отблеск света из коридора раздражает мои глаза, привыкшие к темноте, и я протираю их, отпрянув от двери. Потом предпринимаю вторую попытку – и я готова поклясться, что все-таки сплю.

Такого не может быть наяву.

– Саттер? – вопрошаю я, ковыряясь впотьмах с замком и цепочкой на двери. Через секунду я распахиваю дверь и кидаюсь в его объятия, едва не сбивая его с ног. Он ловит меня, широко улыбаясь приветственной улыбкой, и его светло-карие глаза буквально сверкают.

Дверь номера с грохотом захлопывается позади нас.

Черт!

– Что ты здесь делаешь? – спрашиваю я, обхватывая ладонями его прекрасное лицо, как будто для того, чтобы убедиться, что он настоящий. – Ты с уме сошел? Вроде бы сегодня утром ты должен был быть в суде?

С тех пор, как я несколько недель назад уехала из Лос-Анджелеса, Саттер развернул сражение за опекунство над своим братом. Кажется, он уже пытался сделать это несколько лет назад, но тогда у него ничего не вышло: его отец отказался уступать свои родительские права и устраивал показуху всякий раз, когда государственные службы приезжали, чтобы проверить, в каких условиях живет Таккер.

Саттер не знал, чего ожидать на этот раз, и не особо распространялся об этом. Я не настаивала, решив, что если он сам захочет об этом поговорить, то поговорит. Я уверена, что он круглые сутки только и думал, что об этом деле. Не следовало поднимать этот вопрос и заставлять его проговаривать вслух то, о чем он так напряженно размышлял.

– Сегодня утром было предварительное слушание, – отвечает он, потом подхватывает меня под бедра, и я обвиваю его ногами. – Пока что все хорошо.

– Он не оспаривает твое заявление?

Саттер смотрит мне прямо в глаза, точно пытаясь полностью вобрать меня взглядом, потом мотает головой.