Собибор. Взгляд по обе стороны колючей проволоки - Леонид Терушкин

Поднявшись наверх, прислоняюсь с закрытыми глазами к стене. Не было сил после темного подвала открыть глаза и смотреть на солнечный день.

Открываю глаза от резкой боли в голове, на которую опустилась плеть полицая.

— Что, замечтался?.. Шнель…

Борис схватил меня за руку и потащил за собой.

В десяти метрах впереди видим улыбающегося эсэсовца, разговаривающего с немецким офицером. Немного поодаль — грузовую машину, возле которой стоят вооруженные власовцы.

— Значит, не расстрел, — шепчу Борису. — Ты слышал, что полицай говорил. Наверно, в рабочий лагерь. Коли поедем машиной, быть может, в пути сумеем напасть на охрану и выскочить при возможности.

— Нет, Саша, нельзя. Мы слишком слабы — и десяти метров не пробежим.

Власовцы[310] винтовками нас подталкивают к грузовику. Взбираемся в кузов и садимся на пол у заднего борта. Власовцы садятся на скамейку спиной к кабине.

Из «лесного лагеря» несколько километров едем по шоссе, затем выезжаем на окраину Минска, постепенно приближаясь к центру города. Сердце сжимается при виде города в руинах. Прилепившиеся у разбитых стен небольшие грядки картофеля и лука, отгороженные железным хламом. Над городом плыли черные тучи. Они давили своей тяжестью людей, не успевших эвакуироваться из города, и которые бродили среди коробок выжженных зданий.

Особенно тяжело было видеть детей. Словно маленькие старички сосредоточенно они рылись в развалинах в поисках съестного.

Только в машине могу присмотреться к Борису — простой, грубоватый парень. Высокий, крупные черты лица. Из его рассказа в подвале я узнал, что Борис работал возчиком, мясником, затем шахтером. Но в его грубости было много теплоты, ведь он помогал ослабевшим товарищам выйти из подвала, он поддерживал их. Быть может, он умышленно все это делал грубовато, для того, чтобы товарищ не подумал, что Борис из жалости им помогает.

Машина свернула на улицу, которая называлась Широкая, и подъехала к воротам, над которыми висела вывеска с надписью «Арбейтс лагерь»[311].

Нам повезло. Мы действительно попали в Минский рабочий лагерь на Широкой улице, где находилось около 800 заключенных[312]. Среди них — высококвалифицированных мастеровых — портных, сапожников, столяров, плотников — доставленных сюда из Минского гетто. Была здесь и большая группа (около 300 человек) белорусов, русских и украинцев, которых немцы считали «неблагонадежными». В последнее время сюда доставили несколько человек военнопленных.

Минский лагерь на Широкой

Машина въехала во двор лагеря и остановилась возле первого домика, стоящего возле ворот.

Лагерь представлял из себя большой двор. До войны здесь были кавалерийские конюшни.

Комендантом лагеря был эсэсовец Лёкке, помощником — эсэсовец Вакс и Городецкий[313] — из белогвардейцев, который был одним из активных участников первого массового уничтожения людей в Минске 7 ноября 1941 года[314].

Прибывших всех вели в канцелярию лагеря. За перегородкой сидела красивая женщина Софья Курляндская[315], которая вела регистрацию и учет узников.

Один из военнопленных на вопрос о профессии ответил:

— Инженер.

Секретарша внимательно посмотрела на него, на боковую дверь и тихо сказала:

— Лучше запишитесь чернорабочим.

Инженер молча кивнул головой.

Я записал свою специальность — столяр, хотя никогда не работал столяром.

Все остальные записались чернорабочими.

Зарегистрировав всех, Курляндская вызвала капо[316] Блятмана и велела отвести вновь прибывших.

В сентябре 1941 года гитлеровцами был создан лагерь на Широкой. Им потребовался человек, знающий немецкий язык и умевший печатать на пишущей машинке.

Подпольный комитет Минского гетто направил на эту работу Софью Курляндскую, которая, работая в лагере, сообщала подпольной организации о событиях в лагере и принимала активное участие в побегах лагерников через связных в партизанские отряды.

В 1942 году осенью и зимой по заданию подпольного комитета и партизанского отряда имени Фрунзе Барановичского соединения[317] Софья Курляндская помогала документами двум группам возчиков уйти в отряды.

В конце октября 1942 года Софья Курляндская и Блятман помогли совершить побег коммунисту Голанду[318], который находился в смертной камере и его списали как умершего. Голанд был отправлен в отряд имени Фрунзе. В январе 1943 года в бою с гитлеровцами он героически погиб.