Спаситель и сын. Сезон 2 - Мари-Од Мюрай

Понемногу успокоившись, она завершила последним штрихом свое преображение — надела мягкую шляпу борсалино и вышла на улицу. Ей и в голову не приходило, что за ней следует «хвост». В парке Элла уселась на лавочку, откинула голову и, прикрыв глаза, подставила лицо солнечным лучам. И вдруг вздрогнула, широко открыв глаза. Она почувствовала: кто-то на нее смотрит. Огляделась. Нет. Никого. Но почему-то ей стало страшно в этой пустой аллее на склоне дня. На улице среди магазинов ей стало легче. А совсем она успокоилась, когда закрыла за собой дверь своей квартиры. Быстренько переоделась и спрятала в шкаф мужской костюм. В ее возрасте игра была небезопасной. Никто не подозревал в ней пристрастия к подобным переодеваниям, и уж тем более родители. Отец и так ворчал на нее за короткую стрижку.

Пискнул телефон, оставшийся в кармане пиджака. Эсэмэска. Элла прочитала и ничего не поняла. «Транс». Всего одно слово: «Транс». Эсэмэску прислал Джимми. Она не захотела ему отвечать, даже чтобы получить разъяснение. Минут через десять новая эсэмэска распорядилась: «Проверь свою ленту». Ее приглашали зайти в Фейсбук. Элла так и поступила. Она была заинтригована и уже встревожилась: тон эсэмэски показался ей угрожающим. В Фейсбуке в своей ленте она увидела фотографию, ее поместил Джимми. Элла, переодетая Эллиотом, блаженно подставляла лицо солнечным лучам. И подпись: «Не девка, а мужик». Элла почувствовала, что холодеет, так с ней бывало перед обмороком. Удалить! Как можно скорее удалить фотографию! Через час пришла новая эсэмэска, от которой Эллу забила дрожь. На этот раз от Марины: «Транс». Джимми разослал ее фотографию. Вскоре на Эллу дождем посыпались эсэмэски, одноклассницы не скупились на издевательства и оскорбления. «А-а, карнавал! А сиськи куда подевала?», «Ждешь клиента?», «Эй, парень, ты для школы переодеваешься девчонкой? Или ты лесби и кадришь девчонок?», «Дрэг-квин или дрэг-кинг?»[62]

На следующее утро одноклассница, которая никогда с Эллой и словом не обмолвилась, встретила ее вопросом, впрочем вполне беззлобным: «А почему ты сегодня галстук не надела?» Все уже были в курсе. Фотография кочевала с экрана на экран, с телефона на компьютер, и двойственная красота юной Эллы вызывала все новые сальные, сексистские и гомофобные шуточки. Все веселились, только и всего. Половину пятницы Элла провела в медпункте. В понедельник у нее началась рвота.

* * *

Вот уже третий день Луиза раздумывала о словах Спасителя насчет нее и Жерома. Перед лицом противника у тебя три возможности: бороться, бежать и ничего не делать. Все всегда думают, что самое правильное, самое смелое решение — это бороться. Но бороться с противником заведомо сильнее тебя — вовсе не смелость, а глупость. «Вот что-то такое и произошло с месье Жовановиком», — подумала Луиза во вторник утром. Она спускалась в подвал, раздумывая о нем. Включила свет и направилась к мусорным ящикам, желая как можно скорее выбраться из этого неприятного места. Проходя мимо бойлера, она услышала то ли хрипение, то ли стон.

— М…месье Жовановик? — спросила она боязливо.

Тишина. Луизе надо было сделать несколько шагов вглубь помещения, чтобы проверить, есть там кто-нибудь или нет. Больше всего ей хотелось повернуться и убежать как можно быстрее. Но она не позволила одолеть себя физической слабости, от которой у нее подгибались ноги и сохло во рту.

— Жово!

Да, это был он: сидел, привалившись к бойлеру, положив руку на свой мешок. На лице кровоподтек, глаз заплыл. Луиза присела на корточки и заговорила с ним, но он ее даже не узнал. Он стонал, пытаясь что-то сказать, и Луиза попыталась разобрать его слова.

— У…убил… я их убил, — хрипел он.

Луиза вздрогнула и торопливо заговорила со стариком, прося его посидеть тут, никуда не уходить — вряд ли он мог ее не послушаться, — а она непременно ему поможет, позвонит Спасителю, его непременно вылечат…

— Убил… А как иначе? — снова прохрипел Жово.

— Да, да, конечно, но… Не важно, мы… Мы обязательно вам поможем.

— Убил… троих…

— Я сейчас вернусь, — пообещала перепуганная Луиза.

Она бегом поднялась к себе в квартиру. Интересно, почему именно на нее всегда все сваливается? Ей бы очень хотелось тихо-мирно растить своих детей и хомячка и зарабатывать на жизнь статьями на социальные темы, например «Почему „чип“[63] так популярен среди школьников?» или «Как приветливость и улыбки в магазинах украшают наши будни». Честное слово, ей бы хватило этого выше головы.

— Спаситель? Извини, у тебя наверняка консультация…

— Нет.

Самюэль Каэн в этот вторник не пришел.

— Тем лучше. Жово у нас в подвале. Он в плохом состоянии.

— Сейчас буду.

Луиза повесила трубку. Удивительное дело, позвонишь Спасителю — и все сложности улетучиваются.

Спаситель вскоре приехал. Состояние старого легионера было тяжелым. Похоже, его парализовало. Сент-Ив вызвал скорую, старика положили на носилки и увезли в больницу Флёри.

— Мне пора на работу, — сказал психолог, взглянув на часы. — Мешок я заберу к себе.

— Как ты думаешь, он выйдет из больницы?

— Боюсь, у него инсульт. Если выберется, неминуемы осложнения.

Луиза выглядела такой растерянной, такой огорченной, что Спаситель обнял ее и зашептал на ухо:

— Ты сделала все, что могла, все, что было в твоих силах…

— Знаешь, Спаситель, — отозвалась она тоненьким голоском, — Жово сказал мне, что он кого-то убил.

— Убил?

— Да. Троих. Он сказал: «Убил троих».

— Нет, их было четверо.

— Четверо?

— Моих хомячат.

На следующее утро, как раз перед первой консультацией, Спасителю позвонила Брижит. Он решил, что сейчас услышит о кончине Жовановика. Однако новости были хорошие.

— Никакого инсульта, — сказала Брижит. — Истощение и начало обезвоживания, но он быстро идет на поправку. Беспокоится о своем мешке.

— Успокой его. Мешок у меня.

— Не мог бы ты порыться в боковых карманах? Где-то должно быть удостоверение личности. Нам нужно для оформления.

Как только выдалась свободная минутка, Спаситель изучил содержимое карманов походного мешка. В одном нашелся старый кожаный бумажник, о котором говорила Луиза. Он открыл его и посмотрел на фотографию молодого Жово, держащего за руку маленькую девочку. Посмотрел и улыбнулся, сомнений быть не могло: мадемуазель Жовановик — внучка старого легионера. У девочки были волосы, глаза и подбородок Фредерики. Из другого кармана он достал совсем новенькую визитницу со старой банковской картой на имя Жозефа Керкеца, потрепанный паспорт на имя Боско Керкеца и свидетельство об инвалидности на имя Боско Жовановика. Спаситель понял: старый легионер успел прожить не одну жизнь, и что-то ему подсказало, что последнюю старик проживет на улице Мюрлен в доме № 12.