Переводчица - Татьяна Семакова

негодяя. Нелепую ошибку в самом деле мог пропустить второй юрист, сосредоточившись на условиях соглашения, а Пименов сделал её намеренно. Та его фраза, что теперь уже и не докажешь, что в электронной версии было корректно, теперь кажется сказанной не просто в пустоту. За столом он сидел рядом с Тимуром, вполне мог изловчиться и подсыпать ему что-то, да и себе, чтобы не попасть под подозрение. К тому же, продолжать переговоры без юриста было глупым. То есть, финальная цель — сорвать сделку. И она вполне вписывается в разговор двух турков в саду.

Кажется логичным. Но поделиться соображениями не с кем.

«Иди спать, детектив недоделанный» — вздыхает внутренний голос и я покорно выключаю свет.

Встаю чуть свет и первым делом звоню Тане. На нервах я наговорила ей столько мерзостей, что стыдно было от одного воспоминания, но её телефон оказался недоступен. Позвонив ещё несколько раз, поняла, что лучше притащиться лично, с вином и покаянным видом.

Лучше делать хоть что-нибудь, иначе погружусь в пучину отчаяния, в своё болото, утопая глубже с каждой новой попыткой выбраться.

Душ, кофе, быстрые сборы и беглый взгляд на часы. Семь утра. Пока доеду, будет восемь и можно будет купить бутылку примирения. Бухать в восемь утра? Выходит, не вино, а шампанское.

Ухмыляюсь дуратским мыслям и выхожу из подъезда, кутаясь в вязаный кардиган. Без труда узнаю новую машину Тимура. Теряю запал, теряю ощущение времени, вновь теряю себя. Подхожу ближе и смотрю через слегка запотевшее стекло на его умиротворённое лицо.

Спит, откинув спинку кресла.

— Ты идиот, Соболев… — говорю сквозь слёзы, — какой же ты идиот.

Делаю над собой усилие и иду к остановке. Не буду его будить. Не буду стучать в приоткрытое окно. Не буду унижаться. Не буду просить объяснений. Не буду! Хочу, чтобы инициатива исходила от него. Хочу, чтобы пришёл ко мне, постучал в дверь, чтобы молчал, не находя правильных слов, чтобы путано объяснялся, решившись, сравнивал с блинами и ещё Бог весть с чем, не важно. И не важно, что им движет. Тупое животное желание, стыд или искреннее чувство, смутное, размытое.

Я подожду. Я не тороплюсь. Главное, что он чувствует хоть что-то.

— Передавайте за проезд! — недовольный голос кондуктора вызывает глухое раздражение.

Алло! Это твоя работа! Кому передавать, в салоне рейсового автобуса длинною в жизнь три человека помимо меня! Включая тебя, старая карга!

Через минуту подходит и буравит меня презрительным взглядом. Молча отдаю деньги, молча получаю сдачу, сую в сумку и думаю, в кого превратилась. Нервная, озлобленная, остро реагирующая на любые, даже самые незначительные, жизненные трудности. В печали захожу в супермаркет неподалёку от Таниного дома, покупаю две бутылки шампанского и одну коньяка. Иду к ней с намерением нажраться до потери пульса, долго и безрезультатно звоню в домофон, через двадцать минут проскальзываю в подъезд с собачником, звоню в звонок, стучу в дверь.

— Да нет её! — рявкает соседка напротив, широко распахнув дверь. Я разворачиваюсь, а она тут же захлопывает её обратно.

Ну… спасибо, наверное. В принципе, я догадалась.

Выдвигаюсь к маме.

Через полчаса открываю дверь своим ключом и прохожу, шваркнув пакет на пол.

— Диана? — мама выпархивает из спальни в шёлковом халатике, а мои глаза медленно расширяются. — Милая, я не одна… — бормочет тихо, а я рявкаю:

— Чёрте что! — и выхожу, хлопнув дверью.

Быстро спускаюсь и достаю телефон. Девять. Спит или нет? Пишу сообщение с аналогичным вопросом.

«Уже нет» — тут же приходит ответ.

Надо было подумать над последствиями. Надо…

«У меня через полчаса» — пишу ответ и вызываю такси.

Успеваю приехать за минуту до него. Машинально отмечаю, что машины Соболева у подъезда нет, поднимаюсь в квартиру и раздаётся звонок на мобильный.

— Семнадцатая, — говорю, едва подняв трубку, и тут же даю отбой.

«Остановись!» — кричит внутренний голос.

Пошёл нахер.

Открываю входную дверь, снимаю кардиган, стаскиваю футболку, расстёгиваю пуговицу на джинсах, не давая себе опомниться, задуматься.

— Всё-таки сплю… — бормочет Артём и проходит, закрывая за собой дверь.

Расстёгиваю молнию и спускаю вниз джинсы, поочерёдно высовывая ноги. Смотрю в его большие голубые глазам с намёком на отчаяние, но он уже ничего не видит, кроме моего полуобнажённого тела. Так даже лучше. Плевать, что будет потом. Подхожу и опускаюсь перед ним на колени. Поднимаю голову, расстёгиваю его ширинку, а он подхватывает меня под мышки и поднимает. Если бы я не успела нащупать член, сильно бы засомневалась, а мужик ли он. Кто откажется от подобного?

Торопливо целует и попутно пытается стянуть футболку. На секунду прерывается, стаскивает её через голову, отшвыривает в сторону и подхватывает меня под бёдра. Тихо взвизгиваю от неожиданности, в основном касающейся того, с какой лёгкостью он меня поднимает, он улыбается, снимает обувь и ориентируется на местности одним беглым взглядом. Этот парень точно знает, чего он хочет и как этого достичь. Не стесняется, не обременяет себя излишними рассуждениями, не задаётся неуместными вопросами, не осуждает и не забывает о контрацепции.

Чувственный, но немного резкий. С напором, с нажимом, но не перегибает. Властный, но не грубый. Доминирует, но не унижает.

Позвала я, а трахает меня он. Непривычно.

Когда немного выдыхается, удаётся перехватить контроль. Поначалу сопротивляется, пытается двигаться, мешает, сбивает настрой и я придавливаю его ноги, согнув свои в коленях и положив поверх его. Не рыпайся! Выгибаюсь, как лук с натянутой тетивой, меняю наклон, экспериментируя, выбирая наиболее подходящий, почти дохожу до пика, но он садится и вместе со мной падает на живот, придавливая к кровати, довершая начатое.

Не то.

Не так.

Сойдёт.

11.

Я прожил в этом изнуряющем аду три недели! Три, мать его, недели! Я загорел, я со злости трахнул её подругу, я творил такое, что не хочется даже вспоминать, но всё бестолку. Мы допросили каждого, кто был в то время на вилле, потом тех, кого там быть не должно, меня трижды чуть не убили, спасла тупая случайность, турку бок прострелили, но всё бестолку. Он в зачуханной больничке, я в задрипанном отеле на окраине города, переводчицу и юриста отправил домой через неделю, но добило другое.

Сообщение, пришедшее сегодня рано утром.

«Нужно поговорить».

Самая ублюдская фраза, которую только могло придумать человечество! Кто та падла, что первый сказал её?!

Сижу, таращусь на экран и не знаю, что ответить. Сердце долбит в ушах, ладони вспотели от волнения. О чём она хочет поговорить? Что она может сказать? Что-то случилось? Что-то с её