Британские интеллектуалы эпохи Просвещения: от маркиза Галифакса до Эдмунта Берка - Максим Ковалев

Просветитель также считал, что представительницам прекрасного пола следует уделять внимание не только нарядам и развлечениям, но и чтению книг. Хотя Аддисон был более скромного мнения об умственных способностях женщин, чем, скажем, Дефо, но и он был вынужден признать, что среди них встречается немало таких, которые «ведут более возвышенный образ жизни и способны на более серьезные разговоры, …вращаются в высоких сферах знания и добродетели, …соединяют все красоты ума с красотой платья и возбуждают своего рода благоговение и уважение, а также любовь в мужчинах, с ними общающихся»274.

Аддисон осуждал пустое времяпрепровождение дам из высшего света. В одном из номеров «Спектейтора» он описывал распорядок дня молодой незамужней и богатой леди по имени Кларинда: «Она просыпается в восемь часов, пьет шоколад в постели, потом опять засыпает; около десяти встает, пьет чай и занимается туалетом, иногда по утрам читает «Зрителя» или трагедию Драйдена; потом ездит по лавкам и визитам; обедает между тремя и четырьмя; весь вечер до двенадцати часов ночи проводит за картами. И так изо дня в день с некоторыми вариантами и дополнениями: вышиванье, церковь, опера, заботы о собачке, любовные мечты»275.

Журналист критиковал женские наряды, пристрастие некоторых дам к порокам «сильного пола»: карточной игре, вину, табаку. Смешным и нелепым ему представлялось следование щеголих французской моде. «Обитательницы острова нашего уже испытали сильнейшее влияние сей занимательной нации, – писал Аддисон в № 45 "Спектейтора". – Помню времена, когда особо изысканные дамы, живущие в поместьях, держали не горничную, а лакея, ибо, без сомнения, считали мужчину много более проворным, чем представительниц их пола. Я видел сам, как один из этих "горничных" порхал по комнате с зеркалом в руке и все утро напролет причесывал свою хозяйку. Не знаю, есть ли правда в сплетнях о том, что некая леди родила от такой "служанки", но полагаю, что теперь эта порода перевелась в нашей стране».

Подражая французским дамам, англичанки ввели моду принимать гостей в постели. «Даму сочли бы невоспитанной, если бы она отказалась видеть гостя, поскольку еще не встала; швейцару отказали бы от места, если бы он не пустил к ней под столь нелепым предлогом», – свидетельствовал Аддисон. Журналист поведал своим читателям, а прежде всего читательницам о визите к одной из таких модниц. «Хотя хозяйка наша стремилась казаться неодетой и неприбранной, она прихорошилась, как только могла к нашему визиту. Волосы ее пребывали в очаровательном беспорядке, легкий пеньюар с превеликим тщанием небрежно накинут на плечи… я поневоле отводил взгляд, когда хозяйка наша двигалась под одеялом, и впадал в полное смятение, когда она шевелила рукой или ногой». Еще больше Аддисон удивился, когда модница открыла свой очаровательный ротик и принялась рассуждать обо всем на свете. «Чрезвычайно странно смотреть, как это прелестное создание беседует о политике, распустив волосы и прилежно изучая в зеркале лицо, безотказно пленяющее находящихся рядом мужчин, – делился своими впечатлениями журналист. – Как очаровательно чередует она обращения к гостям и к горничной! Как легко переходит от оперы или проповеди к гребенке слоновой кости или подушечке для булавок! Как наслаждался я, когда она прервала рассказ о своем путешествии, чтобы отдать распоряжение лакею, и пресекла чрезвычайно пылкий нравственный спор, дабы лизнуть мушку! »276.

Не обошел своим вниманием журналист также мелочность интересов знатных дам. «Часто размышлял я о странности женского нрава, столь неустойчивого перед суетным, ложным блеском, и о неисчислимых бедах, проистекающих из сей легкомысленной склонности, – писал он в "Спектейторе". – Помню молодую особу, за которой ухаживали два пылких поклонника, несколько месяцев кряду старавшихся превзойти друг друга изяществом деяний и приятностью беседы. Наконец, когда соперничество зашло в тупик и дама никак не могла сделать выбор, одному из кавалеров пришла счастливая мысль: он добавил к своему камзолу кружев и через неделю женился на избраннице». Аддисону представлялись бессмысленными и пустыми разговоры, которые вели дамы света: «Заведите речь о чете молодоженов, и вы тут же узнаете, есть ли у них карета шестерней и серебряный сервиз: упомяните отсутствующую даму, и в девяти случаях из десяти вам сообщат что – нибудь о ее нарядах. Бал дает немалую пищу болтовне, день рождения обеспечивает целый год предметами для толков».

Аддисон поражался тому, сколь большое место занимали в умах женщин их наряды, с каким интересом они обсуждали, «было ли отделано такое – то платье драгоценными камнями, такая –то шляпа приколота булавкой с бриллиантом, такой – то жилет или такая – то юбка сшиты из парчи». Журналист недоумевал, почему женщины «подмечают лишь одеяния людей, не удостаивая и мысли ту прелесть ума, которая придает очарование человеку и приносит пользу всем прочим». Аддисон был уверен, что обычаи и нравы высшего света, в котором женщины непрестанно стремятся «поразить воображение друг друга и в голове их одни лишь пестрые наряды», пагубно влияют на молодых девушек. «Девица, воспитанная среди таких разговоров, беззащитна перед любым расшитым камзолом, встретившимся ей на пути, – писал журналист на страницах "Спектейтора". – Ее может погубить пара перчаток с бахромою. Ленты и кружева, золотой и серебряный галун и прочая мишура влекут и пленяют женщин, некрепких разумом или не получивших должного воспитания, и при умелости способны сразить самую надменную, своенравную ветреницу»277.

Так же, как и Стиль, Аддисон высказывал свои соображения о браке и месте женщины в нем. Он полагал, что наибольшие любовь и постоянство царят в браках, которым предшествовало длительное ухаживание, поскольку именно долгий путь надежд и ожиданий укрепляет чувства влюбленных, рождает в их сердцах нежность к любимому человеку. Аддисон считал, что наиболее счастливым бывает брак, в котором сочетается любовь и расчет. Брак по любви приносит наслажденье, а брак по расчету – приятную жизнь, и только брак, в котором сочетается и то, и другое, несет в себе счастье. «Счастливый брак дает все удовольствия, приносимые дружбой, все радости, приносимые разумом и рассудком, словом, все прелести жизни», – констатировал журналист. Он признавал, что причиной несчастных браков чаще всего становится несходство характеров. Кроме того, людей, обладающих многими добродетелями, необходимыми для счастливой семейной жизни, на свете значительно меньше, нежели тех, кто их лишен. Как правило, писал Аддисон, «на одного человека, обладающего всеми этими совершенствами, мы встречаем сто, которые их не имеют». Тем не менее, заключал журналист, даже убедившись в недостатках или отсутствии желаемых черт характера у своего избранника, или избранницы, не спешите расходиться. Лучше проявить «рассудительность и доброту», направив их на укрепление семейного очага. Рассудительность «воспрепятствует вашим мыслям обращать слишком много внимания на неприятные черты, а доброта возбудит в вас нежное сочувствие и гуманность, и постепенно самые недостатки приобретут для вас свою прелесть»278.