Берег Живых. Выбор богов. Книга вторая - Анна Александровна Сешт

более он не ожидал, что отец отметит что-то, кроме его рокового промаха.

– Я принимаю твою волю, мой Владыка, – с достоинством ответил Ренэф.

Он хотел было уже просить дозволения задать вопрос о Нэбвене, но Император поднял ладонь.

– Оставьте нас.

Царица медленно поднялась с трона. Её лицо оставалось совершенно непроницаемым, когда она проходила мимо Ренэфа и Нэбвена. Взгляд Хатепера был теплее. Когда Великий Управитель вышел за порог, он кликнул слуг, и те помогли Нэбвену.

Потом двери закрылись, и воцарилась та же тяжёлая тишина.

Ренэф на всякий случай снова склонил голову.

– Я не могу сказать тебе ничего, что ты бы уже не знал и так, – проговорил Император. – Наше счастье – и проклятие – видеть результаты своих действий достаточно быстро. Каждое наше деяние имеет резонанс больший, чем деяния других. Ты получил возможность убедиться в этом. И никто не накажет тебя сильнее, чем ты уже наказал себя сам.

Почти то же сказал ему Нэбвен – ещё там, в Лебайе…

– Посмотри на меня, царевич Эмхет, – прозвучал приказ, которому никто из живущих противиться не мог.

Ренэф поднял взгляд, окунаясь в золотую бездну, древнюю, вечную. В этой бездне он видел своё отражение, отражение своей Силы, что вела за собой других… отражение всех тех, кто закрывал его собой, исполняя его волю… От боли стало тяжело дышать, и с губ сорвался глухой рык. Он пошатнулся, едва удержав равновесие, но не отвёл взгляд – пил до дна своё осознание пережитого там, сызнова, раз за разом.

– За тебя будут сражаться и умирать. Твоя задача – сделать так, чтобы это было не зря. Ты уже понимаешь это, и потому… – взгляд Ваэссира снова стал взглядом Секенэфа, почти смертным, а голос зазвучал мягче: – И потому я горжусь тобой, сын.

Ренэф не понял, в какой момент отец вдруг оказался рядом, сжал его руку в воинском рукопожатии и рывком поднял на ноги. Голова шла кругом, и он никак не мог осмыслить то, что услышал.

«…горжусь тобой…»

– Я вижу, кем ты стал и кем ещё станешь. Сокол расправил крылья, поднимаясь в бездонную высь. Но я хочу, чтобы ты снова доказал, что достоин вести других, – Секенэф положил ему на плечи ладони, тяжёлые, горячие, всё ещё излучающие ту Силу, часть которой текла и в нём самом. – Доказал не мне, не другим… прежде всего – себе самому.

Перед глазами поплыло, как будто он смотрел сквозь чашу горного хрусталя. Сколько раз он представлял себе этот момент принятия, признания, но там всё было не так…

Просто и по-настоящему.

Час был уже поздний. Дворец затихал, погружаясь в ночную дрёму, – только стражи бдительно несли свою службу, да редкие слуги бесшумными тенями скользили по переходам с какими-то последними поручениями.

Ренэф направлялся в гостевое крыло. Всё казалось немного нереальным, как в глубоком сне, – странным, чуть жутким… и вместе с тем чудесным. Он чувствовал себя луком, тетиву которого слишком долго держали натянутой, и она почти уже сорвалась… а потом вдруг оказалась заменена ещё лучшей.

Мысли плыли, как в тумане, но одна из них была яркой, как цель. Он должен был узнать. Должен был успеть. Откладывать было непозволительно.

Дойдя до нужной двери, он постучал, выждал немного и, не услышав ответа, всё же вошёл.

В небольшой комнате горел единственный светильник. На циновках у окна сидел Нэбвен, глядя куда-то в сад. Наверное, стука он просто не услышал, а может, и не хотел отвечать.

– Позволишь?

Нэбвен обернулся, тепло улыбнулся и кивнул, приглашая сесть рядом. Молча он указал на кувшин вина, но Ренэф покачал головой. Стараясь удерживать взгляд на лице друга, не напоминать себе лишний раз о его увечье, он устроился неподалёку.

– Ты ведь уедешь завтра, – проговорил царевич полуутвердительно.

– Да-а-а, – мечтательно протянул Нэбвен, снова глядя в окно. – Скоро празднества. Хочу провести их дома, со своими. Наилат долго меня ждала.

– Понимаю. Мне тебя будет не хватать.

– Южный сепат Нэбу лежит далеко… а всё ж тоже на Берегу Живых, – военачальник подмигнул ему. – Свидимся ещё.

– Нэбу – отличный выбор, чего уж. Я там никого не знаю. А в связи с кое-какими эпизодами нашей истории темнокожие воины юга недолюбливают всех, кто родом из сепатов севернее. Вот уж где моё происхождение точно не будет иметь значения, – Ренэф усмехнулся, пожимая плечами, и вздохнул. – Но я уже привык, что всегда могу прийти к тебе за советом.

– Это честь для меня, как и называть тебя другом. Я счастлив был увидеть сегодня, что твой отец, наконец, разглядел тебя.

– Благодаря тебе.

– Нет. Тебе самому. А теперь наше путешествие закончено, мой царевич. Мне уже пора на покой.

– Владыка дал тебе почётную отставку? – уточнил Ренэф. – Твоя служба окончена?

– Окончена, – военачальник чуть улыбнулся. – Много было славных боёв. Выйти на новую войну я уже не смогу. Но я рад был пройти последние шаги этого пути рядом с тобой.

Что-то было не так, Ренэф чувствовал это. Нэбвен говорил искренне… но словно бы не всё.

– Что произошло там? – царевич поймал взгляд собеседника. – До того, как меня позвали?

Старший рэмеи неопределённо покачал головой.

– Ничего такого, что я не нашёл бы справедливым.

– И всё же?

– Я тоже должен был ответить – за промах, который едва не стал фатальным. Приговор царицы был милосердным. Мой род не лишится своей славы, и все мои прежние деяния не будут стёрты.

Ренэф нетерпеливо кивнул.

– Моя отставка… – Нэбвен потянулся за кувшином, налил себе вина и отхлебнул. – В других обстоятельствах снятие с поста с лишением звания и положения могло бы считаться позорным. Но я не считаю его таковым. Я просто… возвращаюсь домой.

Гнев поднялся внутри тяжёлой волной.

– Изгнание. Если это ты считаешь справедливым…

– Ренэф, так, как есть, – достаточно хорошо. Видят Боги, я… Ренэф, стой!

Но царевич уже не слушал.

* * *

Силы совершенно оставили её. Откуда было взять ещё – она не представляла. Крах, крах всего… но она не имела права дать себе передышку. Один неверный шаг, и уже ничего нельзя будет исправить.

Или уже нельзя?..

Амахисат дождалась, когда верная служанка снимет с неё тяжёлый венец и ритуальные украшения, и отослала женщину прочь. Никого не хотелось видеть, ни с кем – говорить. За последние сутки она словно потеряла несколько лет жизни. Запереться бы здесь, в покоях, закрыть наглухо окна и погрузиться в благословенный мрак. Во мраке рождались толковые мысли… Разум получал отдых, в котором отчаянно нуждался… И главное – чтобы никого, совсем никого рядом…

Дверь с грохотом распахнулась, и она вздрогнула, не успев даже рассердиться на такую