Парадокс Апостола - Вера Арье

Родион расположился на заднем сиденье новенького седана, испытывая большую благодарность к его водителю за то, что тот согласился прибавить кондиционер и убавить музыку.

Корсиканский пейзаж за окном совсем не изменился, казалось только, что лес стал многоствольнее и гуще. Последний раз он видел эти скалы и стелющийся кедровник во время памятной поездки на охоту, когда Павел Троян спас ему жизнь, пристрелив секача. Все эти годы он был его должником, и вот теперь пришла пора расплатиться.

О том, кем на самом деле был этот немногословный сибиряк, Родион догадывался давно. Точнее, он подозревал — и не без оснований, — что импорт вина не был основным занятием русского бизнесмена. Впервые эта мысль промелькнула у него, когда он прочитал развернутую статью об убийстве префекта Руссо. Два фрагмента его наблюдений сошлись тогда в единую картинку, но возникшее предположение казалось настолько абсурдным, что Родион осмелился поделиться им лишь с Робером — единственным человеком, с которым он обсуждал корсиканскую историю.

Он прикрыл глаза и вспомнил тот июльский день, когда окровавленная самка неслась на него, надсадно дыша и разбрызгивая розовые пенистые слюни, и три спасительных хлопка…

«Мозамбикская тройка» — так, кажется, Франсис назвал тогда эту комбинацию: два быстрых, сбивающих с ног выстрела по движущейся цели, а за ними — смертельная пуля в голову.

И эту же технику стрельбы упоминал когда-то в телеинтервью французский эксперт, комментировавший смерть префекта. Он утверждал, что Лорана Руссо не мог устранить дилетант: слишком профессиональным выглядел почерк убийцы.

Простое совпадение? Возможно.

Но жил в архивах памяти Родиона и другой эпизод: покидая место охоты, он несет на плече ружья Арно и Франсиса и внезапно натыкается на еще одну двустволку, стоявшую в укрытии без дела все это время. Видимо, Павел, презрительно отнесшийся к старомодному охотничьему оружию, выданному ему Франсисом, стрелял по мишени из собственного ствола. Другого объяснения этому было не найти.

Троян прибыл на остров на яхте, арендованной в Марселе, и провезти оружие с собой не составило бы труда.

Теперь, когда у Родиона было его признание, картина убийства восстановилась практически полностью. Невыясненным оставался лишь мотив корсиканца, который добровольно взял вину Павла на себя, а также имена тех, кому выгодно было разыграть преступление по такому сценарию. Среди этих людей, несомненно, были и представители Националистического фронта, такие как Франсис Ланзони, и члены криминального «Братства Южного Ветра», но самое главное — в нем не могла не быть замешана верховная власть.

Во время поездки Родион рассчитывал поговорить с женой и дочерью Истрия, надеясь, что это поможет ему вывести расследование на новый уровень. К поездке он хорошо подготовился, детально продумав весь сценарий беседы. Опыт общения с другими свидетелями доказывал, что гораздо проще получить подтверждение самостоятельно выдвинутому предположению, чем убедить собеседника раскрыть свою тайну.

А тайной этой чаще всего оказывался некий факт, которым ранее попросту никто не интересовался.

* * *

Деметру Истрия дома он не застал. В продуктовой лавке, где она работала, ее тоже не оказалось. Смуглая корсиканская девчушка, заменявшая ее за прилавком, опытным взглядом оценив столичный наряд посетителя, сообщила, что мадам Истрия взяла за свой счет неделю отпуска и уехала. Куда — неизвестно. Зато ее дочь она видела не более часа назад, та возвращалась с детьми домой и зашла в магазин за молоком и мукой.

— Вон там аптека, видите? — Девчонка ткнула пальцем куда-то в сторону. — За ней налево, потом направо, потом по ступенькам вверх и прямо по коридору.

Родион кивнул, галантно раскланялся, чем вогнал девицу в краску, и поспешил в указанном направлении.

Нужная ему квартира располагалась на последнем этаже каменного здания, простоявшего на том месте уже с полвека. Входная дверь была свежевыкрашена в ядовитую бирюзу, и в этом сразу же чувствовалась крепкая хозяйская рука.

На пороге его встретила черноволосая женщина лет тридцати. Пригласив войти, она усадила Родиона в гостиной, поставила перед ним графин воды с мятой и лимоном, узкий стакан.

Родион начал издалека, боясь сразу вспугнуть хозяйку, но та совершенно не смущалась его присутствием. Более того, складывалось ощущение, что она привыкла к подобным визитам, на все вопросы давала сухой формальный ответ, не прояснявший ни одно обстоятельство дела. О Гаспаре сказать ей было нечего. Брат стыдился всего произошедшего и предпочел навсегда уехать с острова. Связи с ним она не поддерживала.

Быстро исчерпав запас заготовленных реплик, Родион замолчал и огляделся.

Комната была уютной, обставленной дешевой, но тщательно подобранной мебелью, со стайкой семейных фотографий, сидящих поверх грубого комода, и стопкой старых журналов на подоконнике.

— Скажите, а с вашей матерью я мог бы поговорить?

— Она уехала.

— В Грецию?

Женщина промолчала.

Потом, подняв на него вмиг постаревшие глаза, спросила:

— Неужели в сегодняшнем французском государстве нет более важных поводов для расследования? Зачем вам понадобилось копаться в этой древней истории? Только не говорите мне про восстановление справедливости, ее на свете нет.

Вот он, тот неудобный вопрос, который ему задавали десятки раз.

Обычно Родион предлагал некую заготовленную формулировку: она не была ложью, но и не выдавала истины. В этом же случае ему оказалось сложно ответить однозначно даже самому себе. Да, он был тщеславен, и профессиональные амбиции в этом деле стояли не на последнем месте. Но гораздо труднее признаться, что долгие годы его глодало чувство вины, стыда, неуважения к самому себе из-за совершенного когда-то трусливого поступка…

Не дождавшись ответа, женщина продолжила: — Послушайте. Я вижу по вашему лицу, что у вас самые искренние намерения. Но, поверьте, отец смирился со своей участью, и никакого содействия в этом вопросе от нас вы не добьетесь. Каждый несет свой крест, и всякому дается он по силам.

Разговор на этом был окончен.

Родиону стало ясно, что, как бы он ни старался, версия денежного мотива не найдет подтверждения. «Апостол» тянул свой крест не во имя наживы.

Поднявшись с дивана, он поблагодарил дочь осужденного и собрался было уходить.

Вдруг в дверную щель просунулась мордаха вихрастого мальчишки лет восьми. Он что-то произнес на корсиканском, и мать, всплеснув руками, бросилась на кухню. Воспользовавшись ее отсутствием, он заговорщицки подмигнул гостю и потянул его за полу пиджака к себе в комнату. Родион вяло улыбнулся — дети его мало интересовали — но отказать мальчонке не сумел.

Комнатка смахивала на узкий пенал. На стенах — яркие постеры, у окна — шкаф с моделями самолетов, гипсовыми фигурками супергероев и обширной коллекцией сувенирных «снежных» шаров. Родион взглянул на них — и вдруг обмер от острого предчувствия: в одной из стеклянных полусфер под слоем искусственного снега скрывалась миниатюрная крепость со вздернутым греческим флагом и надписью: «Бурдзи».