Кайвалья - Амрита Кели

полу тоже было мокро. Я поняла, что приближается время рождения моей малышки.

День.

Я чувствую себя плохо. Дурные предчувствия не отпускают. Небеса темнеют. Джагай, чтобы развлечь меня, играет на флейте.

* * *

День.

Джагай сидел на постели и играл на флейте. Нежная, задумчивая мелодия лилась из небольших отверстий, но не успокаивала, а только лишь тревожила сердце Асури. Когда-то она со смехом и поцелуями просила: «Сыграй мне милый, Джагай» и кружилась, словно легкая пылинка в струе света, танцевала только для него в любовном забытьи. Тогда он прекращал играть, завороженный точными движениями Асури, и они смотрели друг на друга жадно, словно в тот первый раз, после свадьбы, когда солнце лежало горячими пятнами на деревянном полу, ароматный дымок благовоний извивался и таял в нагретом воздухе, а они были в доме одни. Тогда Джагай подошел к ней и аккуратно откинул сари с ее головы. Состриженные волосы Асури отрастали, но были теперь не иссиня-черными, но странного цвета: серого, а ближе к вискам совсем белого. Он стал нежно гладить ее по волосам, смотря в глаза – в них, глубоких словно океан, стояли слезы. Он повторял ее имя и раздевал, нежно целуя. Неожиданно она оказалась совершенно обнаженной, что вдруг поразило его. Тогда они легли на постель, лаская друг друга, чувствуя сладостные любовные волны, которые, казалось, омывали их возбужденные тела.

Но сейчас все было иначе.

Хотя за окном сиял и пел солнечный день, земля снова начала сотрясаться. Картина, на которой был изображен огромный лев с человеческим телом, зашаталась и упала со стола на пол. Асури кинулась ее поднимать, но встать не смогла. Ноги не слушались. Ей показалось, что она птица с двумя подбитыми крыльями. Птица, потерявшая возможность подняться в возлюбленное небо.

– Мне страшно, – прошептала Асури. Ребенок снова беспокойно шевелился внутри, толкался ножками в живот, и она чувствовала себя полностью беззащитной куклой, которая должна сдаться на милость всесильной судьбы, но отчаянно не желает этого, сопротивляясь изо всех сил. Джагай обнял ее, и она уткнулась головой в его грудь, одной рукой сжимая амулет-львенка на шее, а другой обнимая и гладя его по спине.

– Ты чувствуешь его? – он кивнул, потому что боялся – в его голосе она услышит предательски подступающие слезы. Джагай перевел дух. Он знал – нужно быть сильным сейчас.

– Послушай, любимая, что бы ни случилось, мы еще встретимся, слышишь? Я найду тебя, в какой бы вселенной ты ни оказалась, кем бы ни родилась…

Он не успел договорить. Земля задрожала, раздался оглушающий звук, похожий на вой, словно где-то завыл огромный раненый зверь. Опустилась невероятная тьма, и, прежде чем они успели закричать, вода поглотила все: сминая и расплющивая города, леса вокруг, маленькую хижину, три замерших человеческих сердца…

Глава 15. Ясон в городе сновидений

Он вышел из отеля, даже не позавтракав. Голова прошла, и яркое впечатление от сна отступило под давлением реальности. Короткая улочка выводила на гхаты – там жители расстилали длинные цветастые полотна выстиранных тканей. Бородатый мужчина, стоя по пояс в коричневатой воде Ганги, чистил зубы и сплевывал в реку. Задумчивый буйвол, склонив голову, покачивался на красноватых ступенях словно большой корабль. Его черная гладкая кожа лоснилась на ярком солнце. Ясон достал камеру и сделал несколько снимков.

Река неторопливо несла свои воды влево, и Ясон пошел по гхатам, наблюдая незатейливый и простой быт жителей Варанаси, которому было пять тысяч лет. Кто-то стирал в реке, несколько бородатых мужчин курили ганжу и призывно махали Ясону руками. Другие жевали бетель и сплевывали на красноватые ступени ярко-алую слюну.

Когда Ясон проходил через места кремаций, к нему бросилось несколько местных, крича, чтобы он не снимал. Он и не собирался, просто притормозил, когда увидел торчащие худые ноги из громадного дровяного костра. На главной набережной был нарисован огромный Шива в желтой шкуре. На лбу красовался вертикальный глаз, а в руке он держал большой трезубец. По реке скользили длинные лодки. На другом берегу было пусто, и Ясон стал представлять, что на самом деле там призрачный город для тех душ, которые оставили тела здесь.

Присев на ступеньки у желтой стены, он достал тетрадь и записал на коричневатых хлопковых страницах:

«Varanasi… Багровый фонарь освещает задумчивый одинокий автобус.

Громадный белый буйвол с горбом и отпиленным рогом шествует мимо меня и смотрит стеклянными шарами глаз. Все как во сне, в картинке на твоем внутреннем экране.

Коровы, запутанные в электрических проводах, – сомнамбулы, медленно плывущие в прохладных волнах ночи.

Призрачные фонари тихо перешептываются друг с другом. Чьи-то шаги крадет тьма. Дома высунули тряпичные языки и дышат глубоко – древние божества, застывшие в неподвижных каменных формах.

Ночью по тесным улочкам бродят неприкаянно тени… Впитывай этот город в себя, пей его блаженный нектар и дай ему немного выпить себя…»

– Эй! – Ясон повернулся посмотреть, кто трогает его за локоть, и увидел рядом с собой мужчину небольшого роста, темнокожего, с небольшими усиками и цепкими черными глазками.

Человечек улыбнулся во весь рот и сказал на весьма приличном английском:

– Диар фрэнд, о дорогой друг, не пугайся. Я просто увидел, что ты прогуливаешься один, и подумал, что тебе, должно быть, нужен гид.

Когда он говорил это, казалось, что от него исходит какое-то масляное желание угодить, и Ясону это не понравилось. Он хотел как-нибудь аккуратно отшить этого персонажа.

– Нет, спасибо. Я здесь первый день и хотел бы вначале осмотреться самостоятельно, – ответил Ясон, с трудом выдавливая из себя улыбку.

– Хорошо, а я всего лишь хотел показать тебе улицу Трех Куполов. Это недалеко отсюда.

Услышав про купола, Ясон согласился. Человечек увел его с гхатов, и дальше они шли, петляя в узких улочках. Один раз они встретили поющую и танцующую процессию, которая с барабанами и неподдельным задором сопровождала несущих мертвое тело на блестящих носилках. Наконец, они вышли к ветхому зданию, увенчанному куполами, с резными ставнями на окнах. Оно напоминало полуразрушенный сказочный дворец красноватого цвета.

На площадке перед входом, на прогретых солнцем каменных плитах сидел удивительно некрасивый мужчина, с лицом, изъеденным оспяными крапинками.

Нос его как будто съехал набок и немного расплющился. Губы были большие и чрезмерно толстые. Смотреть в это лицо было неприятно, но гид Ясона направился прямо к нему.

Они стали о чем-то говорить, пока Ясон стоял неподалеку. Над зданием кружили птицы: иногда они присаживались на купола, а иногда пикировали вниз и вновь поднимались ввысь.

Перед входом на большой цепи