И в беде мы полюбим друг друга - Тьерри Коэн

Я чуть в обморок не упала. Вот уже две недели, думая о Романе, я представляла себе это лицо. Он казался мне красивым, с ним я хотела увидеться. Я почувствовала себя обманутой, даже хуже – преданной. Ну и спрашивается, на кого похож этот самый Роман?

– Нечестная игра. Я тебя представляла таким с тех пор, как увидела твою аватарку.

– Извини. Я никогда не выкладываю своих фотографий.

– И на кого же ты похож?

– Но ты же не из тех девушек, для которых красота на первом месте?

Типичный вопрос для людей с невыигрышной внешностью. И одновременно коварный, намекающий, что моя внешность не играла решающей роли в его интересе ко мне (и это я прекрасно понимаю). (Ладно, так и быть, надежда умирает последней, так ведь?)

– Красота, конечно, не на первом месте, но она играет свою роль в физическом влечении.

– У тебя на все есть ответ?

– Нет, не всегда.

(Вообще-то только сегодня вечером.)

– Хочу тебя успокоить, про меня говорят «красивый мужчина».

Кто говорит? Мать? Сестра? Может быть, мне попросить у него фотографию? В конце концов, разговор просто подводил к этому. Но мой запас смелости иссяк, я больше ни на что не могла решиться.

– Значит, у меня нет ни малейшей возможности узнать тебя сегодня.

– Но так даже интереснее, разве нет? А вот я, я тебя узнаю.

Он интриговал, завлекал меня, и эта игра мне даже понравилась. Главное, я снова чувствовала, что он влюблен. И это мне тоже понравилось.

– Не уверена. Визажистка отнеслась ко мне как к полотну и создала абстрактную картину.

– Не беспокойся, я узнаю тебя под любой маской.

– Значит, мне придется ждать и надеяться?

– Нет. Если хочешь, можешь дать мне номер своего мобильного, тогда я смогу тебя предупредить.

Наконец-то. Важный шаг в наших отношениях. Мне это так понравилось! Хотя в то же время, если быть совсем уж честной, мысль, что мы будем говорить по телефону, меня еще и встревожила. Сидя перед экраном, я могла подбирать слова для ответов и оставалась невидимой. Говорить с человеком в реальном времени – значит давать мгновенный ответ, а я этого не умею, я сразу выдам свою неуверенность, свои колебания. Но, как бы там ни было, отношения не стояли на месте.

Мы обменялись телефонами.

* * *

Вечеринка, на которую я собиралась, виделась мне в каком-то карикатурном свете. Сандрине тоже. Но реальность оказалась чуть ли не картинкой из популярного американского журнала.

В великолепном зале в стиле Второй империи под величественным куполом разные разодетые люди толпились вокруг буфетов. Человек триста, не меньше. Одни выставляли себя напоказ, другие во все глаза за ними следили. И с какой же изобретательностью избранные подчеркивали свою значимость – театральные позы, нарочитая изысканность жестов, демонстративное высокомерие у одних, напускная сердечность у других… Они самоутверждались за счет друг друга, говоря о своей славе и известности, трепетали, когда в зале появлялся босс какого-нибудь канала, заигрывали с одними, не замечали других.

Я молча следила за актерами, удивляясь многообразию. И уже могла различить опытных, с отработанной мимикой, пренебрежительно равнодушных к своему воображаемому окружению и дебютантов, возбужденных, старающихся оценить свое влияние и воздействие на соседей.

Мне сразу же стало очень тоскливо. Мне нечего было здесь делать, не о чем говорить, нечего изображать. Я не знала протокола и не интересовалась им. Я оказалась здесь по ошибке. Проникла под чужой маской, и очень скоро меня разоблачат. Вскоре я обнаружила других чужаков на этом празднике жизни, одни так же, как я, пытались обрести равновесие, другие прятались по углам, а кто-то, наоборот, разыгрывал непринужденность, ритмично двигаясь под музыку. Я сразу вспомнила чудесное описание Альбера Коэна в романе «Солаль» – герой счастлив, оказавшись на великосветском вечере, но он никого там не знает, и его тоже никто не знает, и он ходит по залу, делая вид, будто идет к кому-то навстречу, улыбается соседям, как будто участвуя в разговоре. Но я предпочла спрятаться в спокойный уголок и дождаться, пока придут мои подруги.

Официант предложил мне взять бокал шампанского с подноса, но я отказалась – рефлекс из детства, память о домашнем воспитании. Согласно правилам моих родителей, вежливость требует в первый раз отказаться от предложения и ждать второй настоятельной просьбы, на которую и следует согласиться. Но трудно ждать от официанта, что он вернется и скажет: «Прошу вас, возьмите, пожалуйста, доставьте мне удовольствие». Я обозвала себя дурой: бокал шампанского очень помог бы разрядить обстановку.

Девочки опаздывали. Вернее, я была неправа, когда пришла к назначенному часу. Я почувствовала, что кто-то на меня смотрит. Какой-то мужчина справа от меня, я искоса видела его силуэт. Повернуться и посмотреть я не решилась. Может, он смотрит совсем не на меня. Но тогда на кого или на что, потому что левее от меня был только официант, который наполнял шампанским пустые бокалы? Неужели Роман уже освободился? Сердце у меня забилось как сумасшедшее. Официант снова двинулся в путь с подносом, и я на этот раз решила не упускать шанса занять руки и слегка расслабить мозги, и потянулась к подносу. Но слишком робко, он меня не увидел и прошествовал дальше, а моя повисшая в воздухе рука только выдала мою застенчивость и замешательство. Но я сразу же принялась поправлять прическу (у застенчивых людей в запасе целый арсенал жестов, которые специально предназначены для того, чтобы вывести из затруднительной ситуации.) (Они только предназначены для этого, но обмануть никого не могут.)

Мужчина сделал шаг вперед, окликнул вежливо официанта и взял с подноса два бокала. Роман?

Мне показалось, что я часть замедленной съемки, я как будто в кино – медленно протягиваю руку, поднимаю взгляд к лицу незнакомца, и сумасшедшие толчки сердца вместо музыки. Во всяком случае, так этот момент запечатлелся в моей памяти. Но реальность не похожа на кино: я увидела перед собой не лицо моего незнакомого друга, а лицо приятеля Кандис. Антуана. Он протянул мне бокал и улыбнулся.

– А… Спасибо, – пробормотала я и взяла бокал, чувствуя, что дрожу.

– Добрый вечер, Алиса.

– Добрый вечер…

– Антуан.

– Конечно, я помню…

– Я с трудом вас узнал, – продолжал он. – Вы сегодня вечером совсем другая.

Мне показалось, что в его устах это совсем не комплимент.

– И поэтому вы на меня смотрели? – спросила я.

– Сначала да.

– Сначала? А потом?

– А потом я вами восхищался.

Ответ меня расстроил, и он это почувствовал.