Сталинский проконсул Лазарь Каганович на Украине. Апогей советской украинизации (1925–1928) - Елена Борисёнок

В письме подчеркивалось, что расхождения членов Политбюро с Шумским «имеются в том, как понимать украинскую культуру (он… солидаризируется фактически с тов. Хвылевым), как относиться к украинизации русской части пролетариата и, наконец, кого считать украинским работником (иначе говоря, чьими руками должно строить КП(б)У и УССР)»[538]. Члены Политбюро подчеркнули, что они высказываются «против насильственной украинизации русских рабочих»[539].

Члены Политбюро ЦК КП(б)У прекрасно отдавали себе отчет в возможных последствиях «ошибок Шумского». В условиях ожесточенной внутрипартийной борьбы в центре, опасаясь обвинений в создании очередного «уклона» или оппозиции, они решили отмежеваться от «эсеровского прошлого» наркома просвещения: «…Наше расхождение с т. Шумским по вопросу о вовлечении украинских работников заключается в том, что тов. Шумский и его единомышленники часто склонны понимать под украинскими работниками только украинцев по национальности и то не всех, а фактически — людей, имеющих стаж пребывания в национально-социалистических партиях в прошлом, да и то лишь в том случае, если эти люди разделяют… ошибки тов. Шумского…»[540]

Через несколько дней после вышеупомянутых заседаний Политбюро, 22 мая 1926 г., Шумский решил лично встретиться и побеседовать с Кагановичем. Он передал свою просьбу через секретаря и настоял на встрече, хотя Каганович и пытался избежать разговора[541]. Шумский, видимо, понял, что сложившаяся ситуация может иметь для него неблагоприятные последствия: вмешался и внешнеполитический фактор — 12–14 мая 1926 г. к власти в Польше в результате государственного переворота пришел к власти Ю. Пилсудский. Шумский покаялся Кагановичу в том, что по отношению к нему «перегнул палку», и спросил, что нужно сделать для того, чтобы «исчерпать весь инцидент».

Как отметил Каганович в своей записке членам Политбюро по поводу состоявшейся беседы, «тов. Шумский тут же сослался на пример с т. Раковским, с которым он имел резкий инцидент и потом с ним сработался, сказал, что он может и со мной сработаться… Лично он против меня ничего не имеет»[542]. Каганович, в свою очередь, предъявил Шумскому ряд требований, в частности, настаивал на необходимости выступить «против позиции Хвылевого» и согласиться с недопустимостью насильственной украинизации русских рабочих. Шумский вынужден был согласиться с предъявленными ему требованиями[543].

Ю. И. Шаповал справедливо отмечает, что именно письмо Сталина послужило толчком к развертыванию Кагановичем кампании против «национал-уклонизма»[544]. 2–6 июня 1926 г. состоялся пленум ЦК КП(б)У, на котором пунктом 3-м повестки дня значилось «Об итогах украинизации». В подготовленных к пленуму тезисах говорилось, что «основным достижением за последний год следует считать несомненный сдвиг в сознании партийных масс в сторону понимания смысла и необходимости украинизации», хотя «мы еще не имеем решающих результатов в области украинизации партии». «Наша партия на Украине опирается на рабочий класс, большинство которого говорит на русском языке. Точно так же русским по происхождению является большинство наших старых большевистских кадров. Политику украинизации мы должны проводить, прежде всего опираясь на наши основные большевистские партийные кадры, но не путем их искусственного отстранения»[545], — говорилось в тезисах. Основной задачей партии было отмежеваться как от «проведения украинизации сверху насильственными административными мерами по отношению к рабочим и крестьянам других нацменьшинств», так и от украинского шовинизма, с которым надлежало вести решительную борьбу[546].

На пленуме доклад секретаря ЦК КП(б)У В. П. Затонского, в котором осуждались лозунги Хвылевого (он «не верил в пролетариат, потому что он не связан с пролетариатом, — вот в чем его несчастье»[547]), вызвал ожесточенные дискуссии. Если представитель Донбасса Д. А. Михеенко заявил, что «генерального секретаря ЦК, председателя совнаркома и других работников» нельзя «менять как перчатки»[548], то П. К. Солодуб, бывший товарищ Шумского по партии боротьбистов, напротив, спрашивал: «если каждый член партии украинец, который ставит украинские вопросы, берется под подозрение, то почему не подумать о ненормальности этого факта?»[549] А. Я. Шумский пытался поднять вопрос: «а много ли старых партийцев, кадровиков выучили за этот год украинский язык, познакомились с историей Украины, украинской культурой? Я ни одного имени не могу назвать»[550]. Впрочем, он не преминул назвать выступление Хвылевого «политически опасным»[551]. Другой бывший боротьбист, П. П. Любченко, призывал бороться и с русским, и с украинским шовинизмом[552].

Л. М. Каганович в своем выступлении критиковал и русского коммуниста, выступающего иногда против украинизации и тем самым действующего «на руку нашим врагам из лагеря украинского шовинизма», и Хвылевого, которого губит утеря «классового подхода»: «Когда тов. Хвылевой рассматривает национальное возрождение в эпоху развития капитализма, он там видит постановку вопроса о национальной культуре, и он это переносит и к нам на советскую почву. Вот его коренная политическая ошибка…»[553] В вопросе украинизации Каганович постоянно противопоставлял великорусскому шовинисту украинского националиста, а русскому коммунисту, не понимающему необходимости украинизации, — Хвылевого, которого «губит утеря классового подхода». При этом он предупреждал украинских большевиков об опасности «внутренней драки по национальному вопросу».