Петр Великий и его время - Виктор Иванович Буганов

1710 до 1713 г. за границей. После брачных церемоний выполнял, опять спустя рукава, очередное поручение отца - по заготовке провианта в Польше для русских войск. В 1713 г. он приехал с молодой женой в Петербург) уклонялся от дел, притворялся больным. Вокруг него снова закружилась, веселясь, интригуя и нашептывая, его старая «компания». Правда, исчез главный ее предводитель - духовник Яков Игнатьевич. Его место занял не менее расторопный интриган - Александр Васильевич Кикин.

Личность Кикина примечательная. В свое время он был любимым денщиком Петра, который часто посылал ему письма с важными известиями о делах на фронте и т. п., именовал его ласково «дедушкой». Кикин получил место руководителя интендантской службы в Адмиралтействе, но проворовался. Ему грозил суд, беспощадное наказание от царя, который казнокрадов ненавидел. Со страху Кикин получил апоплексический удар. Спасла его та же сердобольная и любимая царем «Катеринушка». Петр его помиловал, в живых оставил, не в пример многим другим, у которых летели головы из-за подобной провинности, например даже у сибирского губернатора князя Гагарина. У Кикина отобрали должности, чины, награды. Хотя спустя год Петр разрешил ему жить в Петербурге, но от себя отдалил. Тот, лишившись милостей царя, озлобленный и мстительный, сблизился с его сыном в надежде, когда придет звездный час наследника, снова подняться наверх.

Супруга Алексея родила ему сына, будущего императора Петра II, и вскоре умерла. Ее похоронили 27 декабря 1715 г. В тот же день Алексей получил письмо отца, написанное двумя с лишним неделями ранее. Петр вспоминал о перипетиях войны со шведами, первых неудачах, преодолении трудностей и победах над врагом: «Горестию и терпением сию школу прошли», «неприятель, от которого трепетали, едва не вящшее от нас ныне трепещет». Царя одолевала «горесть» из-за сына:

- Вижу тебя, наследника, весьма на правление дел государственных непотребного (ибо бог не есть виновен, ибо разума тебя не лишил, ниже крепость телесную весьма отнял; ибо хотя не весьма крепкой природы, оба-че и не весьма слабой); паче же всего о воинском деле ниже слышать хочешь, чем мы от тьмы к свету вышли, и которых не знали в свете, ныне почитают. Я не научаю, чтоб охоч был воевать без законные причины, но любить сие дело и всею возможностию снабдевать и учить, ибо сия есть едина из двух необходимых дел к правлению, еже распорядок и оборона.

Снова в словах царя боль и печаль по поводу того, что сын не имеет склонности к службе Отечеству. Потеряв терпение, отец без обиняков предупреждает сына, что если так будет и дальше, то лишит его права занять царский престол:

- Ибо за мое отечество и люди живота своего не жалел и не жалею, то како ногу тебя, непотребного, жалеть. Лучше будь чужой добрый, неже свой непотребный.

По совету Кикина Алексей, ссылаясь на слабое здоровье, сообщает отцу о готовности отречься от престола:

- Вижу себя к сему делу неудобна и непотребна, понеже памяти весьма лишен (без чего ничего возможно делать), и всеми силами умными и телесными (от различных болезней) ослабел и непотребен стал к толиксго народа правлению, где требует человека не такого гнилого, как я.

Царевич, проявляя смирение и давая согласие на отказ от прав наследника трона, кривил душой. Рассчитывал же на другое - на смерть отца или восстание против него, переворот. Его надежды и замыслы подогревали сторонники, сгруппировавшиеся вокруг него. Среди них, помимо Кикина, самого, пожалуй, энергичного и деятельного, было немало представителей аристократии. Как признался царевич потом на следствии, он полагал, что ему помогают или сочувствуют князья Долгорукие, князья М. М. и Д. М. Голицыны, Н. Голицына, князь Щербатый; брат и сестра матери-монахини - А. Лопухин и княгиня Троекурова, даже фельдмаршал Б. П. Шереметев, дипломат князь Б. И. Куракин и др. Расчеты эти во многом несостоятельные, химерические, например относительно Шереметева и Куракина, активных и выдающихся сподвижников, помощников Петра. Однако определенный круг людей, по тем или иным причинам не принимавших Петра с его новшествами, вился около наследника. Все они надеялись в будущем на воцарение Петрова сына и исполнение своих замыслов и расчетов.

Можно представить, каково было отцу, получившему от сына ответ, свидетельствовавший, что тот не хочет идти дорогой родителя, наследовать и продолжать его деяния. Месяц спустя царь тяжело заболел, не исключали возможности его кончины, и сенаторы день и ночь не покидали царских покоев. Но Петр выздоровел. Вскоре он напишет новое письмо сыну. «Тому верить невозможно», - недоумевает он сам по поводу готовности сына отречься от престола. Спрашивает и сам отвечает: «Помогаешь ли в таких моих несносных печалях и трудах, достигши такого совершенного возраста? Ей, николи, что всем известно есть, но паче ненавидишь дел моих, которые я для людей народа своего, не жалея здоровья своего, делаю, и, конечно, по мне (после меня, после моей смерти. - В. Б.) разорителем оных будешь… Так остаться, как желаешь быть, ни рыбою, ни мясом, невозможно, но или отмени свой нрав и нелицемерно удостой себя наследником, или будь монахом, ибо без сего дух мой спокоен быть не может, а особливо, что ныне мало здоров стал».

Алексей, не соглашаясь в душе с таким исходом, но покоряясь внешне и юродствуя, дает знать отцу, что согласен на пострижение. Кикин со своей бородой, отпущенной в знак печали после царской опалы и изгнания, утешает его:

- Клобук не гвоздем к голове прибит.

И царевич так же думал: придет время, и от монашеской схимы избавиться можно будет без труда. Вскоре Петр вызвал его для беседы, советуя подумать еще раз. Алексей, по решению отца, окончательный ответ должен был прислать ему через полгода в Копенгаген. Как видно, отъезжая за границу по делам (предстояли переговоры с союзниками, военные действия в Северной Германии и на Балтике, у побережья Швеции), царь вел себя осторожно и осмотрительно по отношению к сыну, так как у него еще теплилась надежда, что сын одумается.

Из Копенгагена Алексей получил от отца повеление прибыть для участия в морской экспедиции против шведов или назвать монастырь и время пострижения в нем. Петр добавляет:

- И буде первое возьмешь, то более недели не мешкай, поезжай сюда, что можешь еще к действиям поспеть.

И Алексей поехал за рубеж, по только не к отцу, не к делу. 26 сентября 1716 г., сопровождаемый добрыми напутствиями сенаторов, он выехал из столицы. Сопровождали его Евфросинья с братом Иваном, трое прислуг. Кикин выехал за границу раньше, вслед за царем, в начале года, предупредив царевича:

- Я