Мертвая улика - Алексей Макеев

убил». Конечно, если разобраться и вникнуть, то это были бессмысленные слова, как было бессмысленным само убийство. Но их надо было услышать, чтобы раскрыть преступление. Каждое преступление должно быть раскрыто, а преступник – изобличен.

Глава 23

К деду Пыне решили отправиться втроем. Это было логично и справедливо: втроем раскрывали убийство, следовательно, втроем надо присутствовать и при завершающем этапе расследования. Роли для себя также решили не придумывать и, соответственно, не исполнять их перед стариком. Это был именно тот случай, когда правильнее полагаться на импровизацию, чем на игру в хорошего и плохого полицейского. Единственное, что следовало делать во время разговора с дедом Пыней, это поглядывать по сторонам и следить за перемещениями прочих стариков. Конечно, маловероятно, чтобы они предприняли какую-то попытку помочь Михаилу Ефимовичу, невзирая на свой разбойничий устав и такое же разбойничье братство. Да и как и чем они могли помочь? Старики – народ немощный, и бороться врукопашную с тремя крепкими мужчинами – это не то что убить шилом в спину беспомощную старушку. И к тому же не такими уж они были и свирепыми, эти дедушки из стариковского приюта. Их устав, о котором с таким почтением отзывался тот же дед Тунгус, большей частью фикция. Остатки былой стариковской значимости, отзвуки их былого сомнительного величия. И цеплялись они за него лишь затем, чтобы в их стариковском существовании оставался хотя бы какой-то смысл. Пока человек жив, ему обязательно нужно видеть смысл в своем существовании. Или верить, что он есть.

– А вдруг он убежит? – предположил Федор Ильич. – Или уже успел скрыться? Ну а что тут удивительного? Почуял опасность и подался в бега. Уголовники – они, как звери, чуют опасность. И неважно, старый это уголовник или молодой.

– Говорили, что у него больные ноги, – возразил Крячко. – Куда он убежит с такими-то ногами?

– А может, кто-нибудь ему поможет! – возразил в ответ Федор Ильич. – Наймет машину, даст денег. На машине далеко можно уехать. Так, что и не найдешь.

– Мысль, конечно, здравая, – сказал Гуров. – А только я все же не думаю, что он скроется. Он-то надеется, что мы ничего о нем не знаем. Поэтому зачем ему бежать? Побег как ни крути, а косвенное признание своей виновности. Но и это, я думаю, не главное. Главное, в побеге нет смысла – после убийства его давней возлюбленной. А ведь, похоже, он ее и в самом деле любил. Пускай не по-людски и не по-божески, коряво и эгоистично, но все же любил. До самого последнего момента. Думаю, что и сейчас любит. Хоть он ее и убил… Поэтому-то он и не побежит. Куда ему бежать от себя? Так ведь от себя не убежишь. Это истина, которой не нужны никакие доказательства.

– Ну да, – иронично произнес Крячко. – Душегуб, который способен на возвышенные чувства и страдания! Ох, доконаешь ты меня своим идеализмом, Лев Иванович! Чую, близок мой час, как той несчастной старушки. Так и напишите на моей могильной плите: его доконал идеализм друга и напарника. Ну, или что-то в этом роде… По мне, так никаких возвышенно чувствующих душегубов в природе не существует. Высокие чувства и убийство – вещи несовместимые. И это тоже истина, которой не нужны доказательства. Звери они. Хуже зверей, потому что зверь из-за любви никого не убивает. А человек убивает.

Крячко умолк и стал задумчиво смотреть в окно. Помолчав и насмотревшись в окно, он сказал:

– Ну, а поскольку я прав, то мыслю вот что. Мне кажется, нам все же стоит разыграть перед милейшим дедушкой Пыней небольшой спектакль. Так сказать, театр одного актера, и этим актером буду я.

– Что ты имеешь в виду? – глянул на товарища Гуров.

– А вот что. Явлюсь-ка я в богадельню раньше вас под видом, допустим, ответственного и уполномоченного господина, который прибыл, чтобы прикинуть, как, что и в какой очередности следует отремонтировать в доме престарелых. Стены-то там довольно обшарпанные, так что мое появление особого подозрения не вызовет. Тем более что меня как полицейского там, считай, никто и не знает. И вот: я буду бродить по территории, рассматривать и измерять все подряд, многозначительно хмыкать и заносить ценные записи в тетрадку. А заодно – наблюдать и замечать острым глазом происходящее вокруг. И вот как только дед Пыня почует опасность и пожелает дать деру – я тут как тут. Так сказать, встану у него на пути и пресеку попытку бегства. А далее появляетесь вы, и начнется заключительный акт печальной комедии под названием «Убийство из-за любви». Таков мой план, и я от него не отступлюсь, поскольку я человек, мыслящий трезво и рационально, а не какой-то там идеалист.

– Идея хорошая, – одобрил план Крячко Федор Ильич. – Я – за. Ноги ногами, любовь любовью, а убийца все равно остается убийцей, как бы там ни было. А потому подстраховка не помешает.

– Браво! – улыбнулся Крячко Федору Ильичу и победно глянул на Гурова: – Вот тебе еще и глас народа вдобавок к моим трезвым умозаключениям. Сдавайся, Гуров, ты побежден! Нас больше.

– Сдаюсь! – поднял руки Лев Иванович. – Одолели, черти! Оно, конечно, всякое бывает… Далеко-то он не убежит, но все равно – ищи его потом. Придется еще, чего доброго, подключать местную полицию в лице нашего дражайшего майора Прокопени, который к тому же неведомо где обретается и незнамо чем занимается. А то еще дадут в подмогу тех двух оболтусов-сержантов, которые выезжали на место преступления. Они тебе и разыщут, и поймают…

– Ну, тогда я пошел на боевой пост, – решительно произнес Крячко. – Гляньте, уже и заря занимается… Утро. Вот сейчас допью свой кофе – и пора! А ты, Лев Иванович, позвони-ка заведующей, чтобы она отчасти была в курсе происходящего и не чинила препятствий.

Придя в интернат, Крячко первым делом встретился с заведующей. Старики находились в столовой, было время завтрака.

– Будьте так добры, покажите мне, который из них Попов Михаил Ефимович, – попросил Крячко у заведующей. – Только аккуратненько, не указывая пальцем, чтобы наш дражайший дедушка Пыня не испугался.

– Видите столик в углу? – спросила Галина Никитична. – Да-да, с четырьмя стариками за ним. Тот, который спиной к нам, и есть Михаил Ефимович Попов.

Она хотела спросить еще что-то, но Крячко одними лишь глазами показал: не время сейчас для вопросов и ответов, все вопросы и ответы потом. Он достал из кармана блокнот и авторучку и отправился во двор дома престарелых, где принялся тщательно осматривать сооружения, что-то измерять, хмыкать, вертеть головой и записывать в блокнот.

Тем временем