Ночью в темных очках - Нэнси Коллинз

Время щелкнуло и потекло нормально; Хагерти на полной скорости бросился к женщине в смирительной рубашке, схватил ее за плечи, оторвал от трупа, подняв на вытянутых руках. Мелькнуло лицо Калиша и кровавое рванье на месте горла.

Сумасшедшая билась и извивалась. Клод прижал ее к стене, повыше, чтобы она не могла коснуться ногами пола. Вопли безумной, искаженные памятью и сном, отдавались в голове эхом.

В детстве он каждое лето проводил в Миссисипи, на ферме у деда с бабкой. Однажды в окрестностях появилась пантера, которая терроризировала деревню, таскала кур и собак у всей округи. А когда она здорово помяла работавшего в поле батрака, фермеры собрали отряд охотников и загнали здоровенную кошку в заросли сахарного тростника. Чтобы не рисковать призовыми собаками, загонщики просто подожгли поле. Пантера изжарилась заживо, вопя от злости и боли, как демон в аду.

Сумасшедшая открыла рот, и раздался вопль горящей пантеры.

Лицо женщины было скрыто путаницей засаленных волос, и видны были только глаза, как пара пулевых отверстий. Горло Хагерти горело от желчи, но он сумел не разжать рук.

Что дальше? Додержать ее до появления дневной смены он не сможет. А если ее отпустить, то не успеет он добраться до двери – сумасшедшая в него вцепится. Бицепсы болели, будто насаженные на вертел.

Мимо левого плеча скользнула рука в белом халате. Блеснул свет на стекле со стерильной сталью, шприц проткнул смирительную рубашку и кожу. Женщина взвизгнула и обмякла. Клод отступил, давая ей упасть на пол. Она осела тряпичной куклой.

Доктор Векслер отодвинул Хагерти, склонился к пациентке усмирительной рубашке. Ее голова еще мотнулась взад-вперед, и Клод взглянул в глаза попавшего в капкан зверя. Потом заметил кровь на ее губах. На глазах Клода из окровавленных губ высунулся язык и облизал их начисто. Так поступает кошка после охоты. Векслер поднял глаза.

– Отлично оправились... Хагерти вас зовут? Да, отлично. – Векслер встал, вытер руки об штаны. – Разумеется, ничего этого не было.

Векслер глядел не на него. Клод повернулся и увидел двух молодых людей в темных костюмах и темных очках, уволакивающих тело Калиша за ноги.

Векслер громко выругался. Он глядел на сумасшедшую, которой только что ввел лекарство, и сам себе не верил.

– Она очнулась!

Женщина в смирительной рубашке издала пронзительный вой. Качаясь из стороны в сторону, она перевернулась на живот и, упираясь головой, стала подтягивать вперед колени, как мусульманин на молитве. Повернувшись к Векслеру, она зарычала. Ее перевернутого оскала было достаточно, чтобы Клод бросился прочь.

За ним захлопнулась тяжелая дверь. Била холодная дрожь, хотя по спине стекал горячий пот. С той стороны в дверь что-то ударило.

Время расплавилось, и Хагерти оказался в забегаловке возле своего дома, пытаясь разобраться в том, что видит и слышит. Старый газетчик шел от стола к столу, продавая утренний выпуск. Хагерти купил газету и прочел о второй, официальной смерти Калиша: «Местный житель сгорел в собственном автомобиле».

* * *

Я тону в снах сумасшедших.

Они давят на мой мозг, дюжина назойливых призраков с пустыми глазами и ищущими пальцами. Впервые с тех пор, как я вернула себе свою плоть, я понимаю, как сильно эволюционировала Другая. Если бы я пробыла под наркозом чуть подольше, было бы уже поздно. Я бы никогда не нашла дороги назад и потеряла бы все. Сейчас я могу придавать кошмарам форму. Не та способность, о которой я бы мечтала или которой стала радоваться, но Другая это любит.

У меня нет силы или знания, чтобы закрыться от их снов. Другая знает, что я не могу удержаться на поверхности достаточно долго, чтобы разобраться с этой проблемой. Меня тащит подводное течение.

* * *

Улыбчивый юноша с лицом семинариста и глазами рептилии гасит сигарету об обнаженный пах четырехлетнего мальчика, и его вопли глушит вакуум сна, глотает их... Меня окружают скрученные горы и странно вылепленные холмы, земля – покрытая паутиной трещин красная глина, и прямо из нее торчат люди и животные. Лошади, беременные женщины, мужчины в деловых костюмах, собаки, старые дамы – все в керосине, а посредине стоит человек, смеется и все время щелкает зажигалкой... Иду по пустому дому, где двери распахнуты – все сжалось в темноте, ждет меня, чтобы я по ошибке вошла туда, но я боюсь оставаться в коридорах, потому что сейчас что-то выскочит и меня поймает, если я не спрячусь... Я привязана к железной кровати, руки у меня скованы над головой, а в ногах кровати стоит кожистая фигура, кожаный демон, покрытый шипами и молниями. Он поднимает руки погладить мое лицо, из костяшек пальцев торчат скальпели... и я смеюсь, потому что знаю: это во сне, но смеюсь не я, это Другая. Я пытаюсь убежать, потому что Другая приближается, и надо уйти из сна, пока она не захватила меня совсем, но я заблудилась... Взрывы лавы... говорящие звери... восковые буквы, вплавленные в кровавые стены... Второй Ангел плачет, как голодный младенец... кадавры в пятнах извести и углей... горящие собаки висят на фонарях... Я стою в пустой комнате и гляжу на высокого и тощего человека в больничной пижаме. Он злится.

– Убирайся из моей головы, стерва!

Надо уходить. Другая на свободе.

* * *

До чего ж это все жалко! Монстры из второй лиги устраивают собственный гран-гиньоль. До чего ж бездарно. Хочешь страха? Настоящего ужаса? Хочешь знать, как это на самом деле?

Ты знала когда-то, пока тебя не поймали и не бросили в этот игрушечный театр. Теперь тебе только снятся кровь и боль, ты не живешь ими. Ты больше не в силах осуществить совершенство своего ада на плоти этих жертв: Но такова жизнь. Когда ты поймана, кретинка, ты зависишь от милости чужих. Добро пожаловать в собственные кошмары.

* * *

Кожистый демон замахнулся поразить женщину, прикованную к кровати. Смех не дозволяется. Вопли, мольбы о пощаде – пожалуйста, но смех строго воспрещен. Он поднимает колючий кулак, предвкушая полосование беззащитной плоти. Женщина пожала плечами, безразличная к угрозе, и наручники слетели, как пластиковая игрушка. Демон задрожал, впервые поняв, что течение сна изменилось. Женщина встала, и ее руки ударили по черной, кожистой, сияющей скорлупе демона.

Маска на лице вся в застежках-молниях. Женщина не обратила на них внимания. Она запустила пальцы в темя и потянула вниз без усилий, как человек, который чистит апельсин. Демон попытался отбиваться, но скорлупа его головы раскололась, и там был только воздух. Ни крови, ни плоти. Он поднял руку, щупая то место, где только что была голова. Скальпели, куски рваного металла, торчащие из костяшек, ржавеют и отпадают хлопьями. Тело забилось в диких конвульсиях, и тварь из снов умерла, расплескивая невидимую кровь.

Другая прошла в следующий сон. Сначала здесь был только огонь, потом пламя чуть успокоилось, и можно было увидеть, что именно горит.

Пьяница в лохмотьях, облитый керосином, катался по земле, хватаясь за языки пламени, пожирающие волосы и кожу. Лицо его превратилось в хаос волдырей и лопнувших капилляров. Собака с подожженным хвостом металась с места на место, завывая от непонятной, невыносимой боли. Завеса пламени раздалась, открывая семью пуэрториканцев, скорчившихся на красной земле. Родители собрали вокруг себя детей, и, хотя те не открывали ртов, Другая слышала хныканье испуганных малышей и их натужный кашель.