Степени свободы - Елизавета Авдеенко

домой ворох подарков — всяких технологичных игрушек, про которые я забывал через две недели.

Сейчас мне пришло в голову нечто похожее.

Если в мире душ меньше, чем тел, то по крайней мере два тела имеют одинаковые души. И, кажется, сегодня два этих тела столкнулись.

***

Я проснулся и первым делом подошел к окну. Солнце заходило за горизонт, а я стоял босиком на холодном полу и думал. Потом позвонил Мите.

— Какого черта все это было?

— Ты о чем? — по голосу было слышно, что он напрягся. — Что совсем не зашло? Я же лет сто этот код переписывал. Еще и запрос одобрили с того конца. Да я …

— Нет, стой, я не об этом. Программа работает. Даже слишком хорошо… Как это вообще происходит?

— А, ты об этом. — он выдохнул. — Да все просто. Анализирует активность и всякую лабуду с чипов, все равно не поймешь, тут биология. — он многозначительно растянул последнее слово. — Я, кстати, без понятия, что за девчонку ты там встретил, если, конечно, это была девчонка. Все кон-фи-ден-ци-ально. Защита данных и все такое. Одностороннее шифрование, чтобы вы там ни делали, все останется между вами.

— Я сделаю вид, что этого не слышал. Ладно, я загляну к тебе в офис на неделе, если ты не против.

— Без проблем. Не забудь пройти опрос, он висит на почте. Кажется, пока ты единственный из тестеров кому удалось встретить пару мечты. А мы то уж подумали, что пора сворачивать удочки.

***

Опрос я прошел. Он был довольно длинный. Куча вопросов, на которые дана еще более огромная куча вариантов. Совпадение с образом мечты от цвета глаз до любимой игрушки детства. Ладно, насчет последнего я слегка преувеличил.

Рабочий день шел долго, расчеты не клеились, как и разговоры с ребятами. Я ушел ровно в восемь. Первый раз за три года.

Я написал ей. В VRе она отправила мне адрес в минималистичном чате стандартного пакета VR-блока. Его используют обычно геймеры и квесторы для назначения собраний. Никакой информации в профиле, кроме аватарки с нарисованной птицей.

Она ответила спустя час и тут же отправила мне номер пространства для встречи. Я принял запрос и выставил на маске время — 22. 00–00. 00.

Интересно, когда-нибудь маски смогут погружать нас на большее время?

На этот раз мы были в каком-то мире свободных библиотек. Тут была огромная луна, вода повсюду с маленькими островами посреди зеркального отражения неба. А еще множество светлячком и красное зарево заката.

Она сказала, что этот мир она придумала сама, и попросила построить знакомую — Художника.

Я подумал это подходящий выбор для нее. Все очень преувеличенно, надрывно и при этом тонко, с не слишком сочетающимися между собой деталями, далекими от реальности, но при этом создающие целую картину. Нравился ли мне этот мир? Определенно.

Мы снова говорили и снова ходили. Я совсем не обращал внимания на пейзаж вокруг и чувствовал, как начинаю влюбляться. Как все внутри меня замирает при ее пристальном взгляде и как я пытаюсь смотреть на нее сам, если она отворачивается. Я не чувствовал влечения к ней, мне не хотелось даже поцеловать ее. Я просто хотел вот так говорить с ней, слушать ее голос, смотреть в ее глаза и чувствовать, что не один.

Может быть это нее голос, может быть это не ее глаза. Но главное — ее слова, ее взгляд, ее мысли, ее движения. Если это не любовь, то что это?

Я всегда думал, что любви не бывает сразу, что для того, чтобы почувствовать ее, нужно узнать человека — нужно понять его. Так было с Кристиной, так было с Ольгой. Но было совсем не так как сейчас. Я пытался полюбить, они пытались принять меня. Не выходило.

Но то была реальность. А это всего лишь сон.

И мне совсем не хочется разбивать этот хрупкий мир о бетонные плиты реальности.

Я сказал ей, что я математик. Просто так, между делом. Наверное, для того чтобы она сказала что-то в ответ — что-то о себе. А она только улыбнулась.

А я начал рассказывать о том, к чему сводятся почти все мои разговоры через некоторое время. Стал говорить о математике. И одно удивило меня больше всего. Она, кажется, знала почти все обо всем, но она ничего не смыслила в математике. И при этом слушала меня так внимательно, спрашивая о каждой теореме и каждом ее следствии. И это тут же будто бы вылетало из ее головы, хотя я ни за что бы не назвал ее глупой. Будто бы именно математика никак не могла уместиться в ее голове, но потому была до невозможности забита множеством других знаний.

Так закончилось наше время. И она, извиняясь добавила — Это у меня с детства. Я не перевариваю числа и формулы. У меня на них, кажется, аллергия.

***

— Олег.

— Да? — даже не поднял головы от экрана.

— Ты веришь в любовь? В смысле ты не думаешь, что это и правда могло бы быть чем-то большим чем сексуальное влечение и потребность в размножении, работа гормонов и вся эта ерунда?

Все-таки поднял глаза.

— Ты заболел? — я усмехнулся.

— Вроде того.

— Ты решил спросить у меня о том, о чем написано в сотнях книг, которые ты не читаешь, спето в тысячах песен, которых ты не слушаешь и сказано еще миллионами людей, которых ты просто не слышишь. Любовь — это то, что мы придумали сами. И продолжаем от этого страдать, хоть это и вправду того стоит. Я ни черта в этом не смыслю.

— Знаешь, ты как мне кажется единственный из нас, кто любит по-настоящему. — это больная и сложная тема, но тогда мне почему-то показалось, что я имею право об это спросить. Спросить об этом у него.

Он нахмурился. Коснулся волос. Стал похож на греческого бога — печального и изящного.

— Математика целиком основана на том, что мы себе нафантазировали и предположили. Мы захотели придумать числа, потому что это удобно и придумали. И оказалось, что множество операций с этими числами, формул и теорем, созданных на бумаге, действительно описывают мир, причем совершенно правильно, если исходить из результатов экспериментов. Так почему, если ты придумаешь, если ты представишь, если ты полюбишь кого-то, это будет считаться ненастоящим? Любовь — это проекция у нас в голове, потому что все люди в нашей голове — лишь проекции реальных людей. И тех, кого мы любим в действительности не существует.