Новые нетерпеливые истории. Часть 2 - Бернар Фрио

Дорогой папа, дорогая мама!

Наконец-то я на Марсе. Надеюсь, что вы с самого утра очень волнуетесь и что вы всюду меня искали. Вообще-то я наблюдал за вами со своих шпионских спутников и видел, как вы места себе не находили. Папа даже сказал: «Это невозможно, должно быть, с ним что-то случилось!» (Как вы теперь понимаете, у меня есть супермощные микрофоны для очень больших расстояний.)

Итак, мне немного стыдно это говорить, но я всё-таки скажу, потому что это правда: я ужасно рад, что вы переживаете. В конце концов, это ваша ошибка. Если бы вы не запретили мне пойти в кино с Франсуа, я бы не улетел. Мне надоело, что вы обращаетесь со мной как с малышом! Да, конечно, я зря обозвал вас старыми садистами, но ведь мама обзывала меня рохлей-переростком, так что мы квиты.

Не спрашивайте у меня, как я сюда добрался, это секрет, и я дал клятву не выдавать его. В любом случае мне очень нравится на Марсе. Люди здесь не слишком красивые, но очень доброжелательные. Никто не выносит мозг, когда ты получаешь трояк по географии. Ну, вы понимаете, на кого я намекаю…

Впрочем, здесь есть и довольно странные вещи. Не говоря уж о специальной породе скарабеев, которых марсиане едят на закуску. Но на Земле тоже есть много гадких блюд. Например, брюссельская капуста.

Круче всего тут производят детей. Мальчику и девочке достаточно посмотреть друг другу в глаза, и — хоп! — они становятся родителями. У меня уже полдюжины детей. Думаю, мне придётся носить темные очки. Так безопаснее.

Я бы мог рассказать вам ещё кучу всего, но предпочитаю на этом остановиться. Будьте здоровы и, надеюсь, до скорого.

Фелисьен

P.S. Пожалуйста, пришлите мне пару сэндвичей с колбасой, клубничный йогурт и бутылку виноградного сока. Кстати, вы ещё сердитесь?

P.P.S. Оставьте посылку и письмо рядом с дверью на чердак. И не беспокойтесь. Всё дойдёт.

— Перестань плевать в суп! — говорит папа. — А то я тебе уши надеру до крови.

— Перестань кидать помидоры в потолок! — говорит папа. — А то я тебя утоплю в сортире.

— Перестань колошматить маму куриной ногой! — говорит папа. — А то я посажу тебя в камин и поджарю твои собственные ноги.

— Перестань сваливать пюре бабушке за шиворот! — говорит папа. — А то я намажу тебя вареньем и оставлю в осином гнезде.

— Перестань пулять в младшего брата арбузными корками! — говорит папа. — А то я порежу тебя на колбасу и отдам собаке консьержки.

Но пострел не слушает отца и выливает горячий кофе на голову тётушке Амелии. Тогда папа, не в силах сдерживать гнев, легонько шлёпает сына по пальцам.

Я очень вежливый. Но я не виноват. Я просто робкий. Поэтому, когда со мной говорит взрослый, я только и могу ответить: «Здравствуйте, мадам. Большое спасибо. Пожалуйста. Да, месье…»

Как-то раз мама мне сказала: «Отнеси баночку варенья мадам Дюлонг-Дебрей. Но поторопись, и если она предложит тебе войти, скажи, что у тебя нет времени».

Так я отправился к мадам Дюлонг-Дебрей. Она живёт в старом доме, окружённом заброшенным садом. Там настоящие джунгли. С горем пополам мне всё-таки удалось протоптать дорожку, и я постучал в дверь.

— Здравствуй, золотце, — сказала мадам Дюлонг-Дебрей, отворяя дверь. — Как мило, что ты навестил старую одинокую тётю.

— Здравствуйте, мадам, — вежливо ответил я. — Мама просила передать вам…

— Входи же, золотце моё, — перебила меня мадам Дюлонг-Дебрей. — Не стой на улице, простудишься.

Я, конечно, не осмелился сказать «нет» и последовал за мадам Дюлонг-Дебрей в гостиную. Рукой она указала мне на старое продавленное кресло. Я вежливо присел. Ужас! Мне показалось, что я сейчас утону! Хорошо, что я успел ухватиться за подлокотники.

— Ты удобно устроился, золотце моё? — спросила мадам Дюлонг-Дебрей визгливым голосом.

— Да, мадам, — вежливо ответил я.

И вдруг я почувствовал ногой какую-то холодную гадость.

— Ничего, если Пуффи посидит у тебя на коленях? А, золотце моё? — спросила мадам Дюлонг-Дебрей.

— Конечно, мадам, — вежливо ответил я.

Взобравшись по правой ноге, Пуффи преспокойно расположился у меня на коленях. Он до того осмелел, что даже пощекотал мне нос своим шершавым языком. Вы себе не представляете, какими тяжёлыми бывают удавы.

Мадам Дюлонг-Дебрей на две минуты оставила меня с Пуффи вдвоём, затем вернулась со стаканом в руках.

— Держи, золотце, — сказала она. — Я принесла тебе яблочный сок.

Жидкость действительно походила на яблочный сок, но запах отличался. Я попробовал и понял, что это виски.

Я, конечно, не посмел ничего сказать и осушил стакан, страшно корчась, так мне жгло внутренности.

После этого я почувствовал себя странно, совсем по-новому. И когда мадам Дюлонг-Дебрей протянула мне пачку сигар, я оттолкнул их ногой, выбросил Пуффи в окошко, а старой ведьме сказал:

— Мадам Дюлонг-Дебрей, вы…

Нет, я не могу это повторить. Я не осмеливаюсь… Я слишком вежливый!

Во входную дверь кто-то стучит.

Я кричу:

— Мама, кто-то пришёл!

Нет ответа. Я иду на кухню. Никого. Смотрю в комнате. Никого.

Я иду открывать. Никого. Я свешиваюсь с перил лестницы. Никого.

Я возвращаюсь в комнату. Звонит телефон.

— Алло?

— Алло? Алло? Ответьте!