Его несломленная соседка - Анна Долгова

- Не знаю…

- Вот, - выскакивает Вадик из ванной, держа в руках какую-то полоску бумаги.

- Понятно, - врач берет полоску в руки и кидает ее на пол.

Машенька, словно почувствовав, что помощь подоспела, стала прикрывать глаза. Но уже не теряя сознание. Будто с облегчением. Теперь ее руки крепко вцепились в мои. Она боится от меня оторваться, когда ее стараются уложить на носилки.

А я… Я просто теряю связь с реальностью…

Она лежит на полу на носилках. Я сижу рядом и держу ее за руку. Крепко сжимаю, опасаясь переломов. Но и не сжимать не могу…

- Ну что, сука! Я же говорил, что уничтожу тебя! А тут еще и твоего выродка захватил! – довольно кричит Спиридонов.

Он только пришел в себя после удара Вадика. От его слов даже врачи, которые проводили какие-то действия по оказанию медпомощи, застыли и посмотрели в его сторону. В квартире вовсю уже работала группа криминалистов. Они тоже прекратили свои разговоры и остановились.

На мгновенье повисла звенящая тишина.

Разорвала ее Машенька.

Она медленно подняла свободную от меня руку, показывая выродку средний палец. Из последних сил, но четко и громко, насколько смогла:

- Не сломаешь.

Вот уже почти три часа смотрю на часы, висящие в коридоре больницы. Стрелка подходит к девяти. Сейчас бы я пришел домой. Меня бы встретила Машенька. Как всегда с улыбкой и поцелуем. Я бы обнял ее, поцеловал, провел пальцами по бархатной коже шеи. Прижал к себе крепко, боясь, что она вот-вот пропадет. Прошептал бы в ушко ласковые слова. Она бы от шепота трепетно скукожилась и воскликнула:

- Сережка, не щекочи!

Я бы смотрел в ее счастливые глаза, отчего мое нутро наполняется любовью и заботой. Именно сейчас мне не хватает запаха клубники. Хочется почувствовать под носом любимую белокурую макушку. Вдохнуть ее запах, окунуться в пучину преданности и счастья. А еще страсти и огня…

Но вместо этого я жду. Жду и боюсь.

Боюсь, что этого больше никогда не будет.

Мою Машеньку забрали в операционную. Еще в машине скорой она потеряла сознание, и я орал, как обезумевший, ее имя. Но она меня не слышала. А что, если она меня больше не услышит никогда…

Эти мысли вырываются у меня тихим сдавленным стоном, который опять слышит Василич.

- Не вздыхай. Все будет хорошо, - отсекает полковник мое отчаяние.

- Она же меня собой прикрыла, - впервые за все время, что мы сидим с ним под операционной, начинаю размышлять вслух. – Зачем... Глупая.

- Она просто женщина, которая любит, - пытается вразумить меня начальник.

- А как жить теперь дальше с осознанием факта, что ты скрылся за спиной у женщины? Что ты цел и невредим. А она мучилась от боли.

Повернув голову, встретился с глазами Василича, полными боли и печали. Он сидел со мной все время, хотя должен был заниматься разработкой Спиридонова в отделе. Но дав поручения пацанам, вооружившись телефоном и находясь всегда на связи, не отлучился от меня ни на секунду.

- Сергей, - начал он серьезно, отвернувшись от меня и уставившись в стену, - нам с тобой довелось познать в жизни самое настоящее счастье. Счастье – это быть с нашими женщинами. Ты с Машенькой, я с Ксеней. Согласись, что далеко не каждая встанет между тобой и дулом пистолета. Далеко не каждая пожертвует своей жизнью ради тебя. А ты при этом самый последний упырь, который ни во что не ставил ее заботу и любовь, - последняя фраза явно была адресована не мне. Василич решил излить душу.

- Шестнадцать лет назад Ксения решила со мной развестись. Достал я ее своими выходками. Постоянно пропадал на работе, а когда освобождался, не бежал домой. Отправлялся в клуб или к очередной любовнице. Впрочем, я и в клуб ходил на поиски новой легкодоступной девки. Они сами прыгали на меня. Вид табельного оружия и звание капитана предавали мне определенный шарм, - полковник горько ухмыльнулся. – Самое ужасное во всей этой эпопеи, что я абсолютно не скрывал своего поведения. А Ксеня терпела. Долго терпела. Поначалу плакала, просила угомониться. Хотела ребенка мне родить. Я все отмахивался от нее. Надоела мне со своими истериками. А потом она замолчала. Я прихожу весь в помаде, а она молча меня встретит и уходит к себе в комнату, хлопнув дверью. В постель со мной не ложилась. Начала жить своей жизнью. Долго так продолжалось, около двух лет. Мы вообще с ней не разговаривали…

- А разве так можно? Жить в одном доме и молчать?

- Можно, Сергей. Можно. Это тишина отчаянья. И вот однажды мне приходит письмо с приглашением в суд для развода и раздела имущества. Скажу честно, что я не ожидал этого. Наверное, только тогда меня током шарахнуло. Правда, ненадолго. В отместку ей я стал еще больше кутить, вообще перестал домой приходить. Приду утром, с перегаром. А она опять на меня посмотрит чужим и отстраненным взглядом, надушится перед зеркалом, прическу поправит и пошла каблучками по лестнице подъезда стучать. И вот на завтра у нас назначен суд, а сегодня вечером мы идем к моим родителям на семейный ужин в честь дня рождения моей мамы. Весь вечер Ксеня вела себя непринужденно. Улыбалась, мило общалась с моими родственниками, даже меня обнимала. Мы ушли любящей парой. Но стоило сесть в такси, как Ксеня отстранилась от меня. Отсела на противоположную сторону и вновь замолчала. Так мы и вышли возле арки подъезда. Я обиженный шел впереди, она сзади. Мы даже перекинулись с ней несколькими колкими фразами. Хотелось задеть ее посильнее за лицемерие перед родней. Она отстала от меня. Я уже почти из арки вышел, как услышал щелчок предохранителя. Обернулся, а на меня Ксеня бежит. Повисла на мне. Я даже выстрелов не слышал. Только глаза ее запомнил. Навсегда. До сих пор в кошмарах снятся.

- Так она после ранения в кресле оказалась? – начал я понимать что и к чему.

- Да, Сергей. Да. Вот сейчас она в кресле сидит, а я себя сжираю изнутри. Ей и тридцати не было, когда врачи сказали, что больше она не встанет. Дети тоже оказались под вопросом. И знаешь, Сергей, я разделил свою жизнь на до и после. До ранения я был балагуром, который писал черновик, а не проживал жизнь. А теперь я счастливый человек, потому что моя Ксеня осталась жива. И осталась со мной. Я долго вымаливал у нее прощение. Силе женщине и отваге можно только позавидовать. Ксеня три года гордо ухаживала за собой сама. Гордо и сдержанно переживала вердикты врачей. Однажды, я услышал, как она тихонько плачет. Представляешь, она даже не плакала передо мной. Это я рыдал, положив голову на ее колени и целуя ей руки. А она молча смотрела в одну точку и ждала, когда меня отпустит. Ксеня даже работала из дома, потому как старалась не жить за мой счет. У нее уже не было близких родственников на тот момент, но она все равно умудрялась не ставить меня в известность об очередном обследовании в клинике и добиралась до нее сама. И вот тогда я задумался: а кто из нас мужик в семье? А кто из нас ловит матерых преступников? Кто из нас капитан?