Тот, кто знает. Том 2. Перекресток - Александра Маринина

И единственным спасением от этого постоянно ноющего чувствавины была убежденность в нужности своей работы, в правильности ее выбора, втом, что следствие - это его призвание. Насмешливый и ехидный взгляд ЖекиЗамятина преследовал Игоря днем и ночью, и когда он работал, и когда велмашину, и когда спал, и когда занимался любовью с Верой или еще с кем-нибудь.Он не стал поступать в адъюнктуру. Что он скажет Жеке, если вдруг окажется, чтоистовый борец с преступностью, самоотверженный следователь Мащенко осел в тихойзаводи академической кафедры? Грош цена тогда будет всем его рассуждениям обошибках юности и выборе профессии.

"Я не виноват в том, что случилось, - через некотороевремя говорил себе Игорь. - Я же не виноват в том, что они хотели бытьлетчиками, а я этого никогда не хотел. Я хотел быть юристом, я хотел заниматьсярасследованием преступлений, выводить на чистую воду и предавать суду негодяеви подонков, воров и убийц, мошенников и бандитов. Да, я поступил нехорошо,сознательно провалившись на экзаменах, но это простительно, ведь мне было всегосемнадцать, и у меня тогда не хватило мужества начистоту поговорить со своимидрузьями. Я не хотел поступать в летное училище, я хотел стать юристом,следователем, но я был слишком молод для того, чтобы набраться храбрости изаявить об этом друзьям, которых я боялся потерять. Я дорожил их дружбой, но уменя были собственные устремления и желания, с которыми они не захотелисчитаться, они полностью подчинили меня себе и вертели мной, как куклой, а ялюбил их, искренне любил. Они были по-юношески жестоки, и если бы я отказалсяпоступать вместе с ними в летное училище, они посчитали бы меня слабаком.Отказаться я не мог, но и летать не хотел, я хотел поступать на юридический, идля этого мне пришлось пойти на обман. Моя вина только в этом. Все остальноеони сделали сами, они сами принимали решение забрать документы и идти служить вармию вместе со мной, они хотели подчинить мою жизнь своим правилам. Но яотстоял свое право на самостоятельные решения, я хотел стать юристом - и сталим. Я люблю свою работу, я считаю ее нужной и полезной, и я буду ею заниматься,чего бы мне это ни стоило."

Сформулировав такой постулат, Игорь немного успокоился.Теперь чувство вины стало менее острым, зато с перспективами карьеры наступилполный тупик. Нужно оставаться на следственной работе. Не хочется, а придется.Стоит ему согласиться на более приятную и менее хлопотную должность, как сновавылезет и расправит крылья чувство вины - страшная хищная птица, которая начнетдолбить его мозг своим острым, пропитанным ядом крючковатым клювом.

Он отказался от адъюнктуры, потом еще от нескольких оченьпривлекательных со всех точек зрения предложений. У Игоря Мащенко была явнаясклонность к научной и аналитической работе, его звали и в штабныеподразделения, где всегда нужны аналитики, и в научные институты, и напреподавательские должности, но каждый раз он, стиснув зубы, вежливоотказывался. Он - прирожденный следователь, хорошо, что он вовремя разглядел всебе эту склонность и правильно выбрал профессию, которую менять не собирается.

А потом приняли Закон о милиции, и все сотрудники,мало-мальски помнящие право и знающие, что такое договор, или умеющиезаниматься охраной и организацией безопасности, валом повалили в коммерческиеструктуры. И снова на Игоря посыпались предложения - на этот раз от бывшихколлег, мол, давай к нам, у тебя такие мозги, ты же собаку съел наэкономических преступлениях, ты прекрасно разбираешься в бухгалтерскихдокументах и финансовых хитростях, зарплатой не обидят - для начала две тысячидолларов в месяц, а там и побольше. Две тысячи долларов в месяц по сравнению стогдашней зарплатой Игоря, равнявшейся в пересчете на всем понятный эквивалентсорока долларам, выглядели просто фантастикой, о которой даже мечтать неприходится. Он до крови закусывал губы, стискивал кулаки и… отказывался. Ондокажет, что не струсил тогда, а поступил так, как велело сердце. Он выбиралпрофессию не абы какую, не из страха перед армией, а сознательно. И отступитьот этого Игорь уже не мог.

Он ненавидел всех. Жеку Замятина - за то, что сломал емужизнь. И еще за то, что сам Жека сломал ему, Игорю, карьеру. Колбина-Колобашку- за его дурацкую общительность и информированность. Свою работу - за то, чтоне любил ее, но вынужден был ею заниматься. Своих женщин - за то, что они неумели слишком долго удерживать его интерес и тем самым подвигали его на разрыв,измены и связанную с этим нервотрепку. Он ненавидел даже своего отца - за то,что тот настоял и отправил Игоря в Томск поступать на юрфак, потому что вдругих вузах договориться о приеме документов сына не смог. Был бы другойинститут - была бы другая профессия и другая работа, может быть, не такаятягостная, не такая ненавистная.

…В этот вечер накануне Новогодних праздников они с Женькойснова говорили о войне и пили за упокой души погибших. Женька с интересомрасспрашивал о громких преступлениях, сообщениями о которых пестрели снекоторого времени все газеты и о которых со смаком рассказывалитележурналисты, Игорь со знанием дела комментировал эту информацию, и сновапили за успехи в борьбе с преступностью и за неподкупность капитана милицииМащенко, который не польстился на легкие деньги, а зарабатывает свой горькийхлеб на тяжелой, нервной и малооплачиваемой работе.

Домой Игорь вернулся около полуночи, и состояние его нельзябыло назвать трезвым даже при очень большом желании и абсолютной слепоте.

Ирина

Отношение к Новому году у нее было сложным. Вообще-то онавсегда любила этот праздник, любила даже больше, чем свой день рождения, потомучто день рождения касается только тебя, а Новый год - он для всех, и все к немуготовятся, и все люди в последнюю неделю декабря становятся веселыми, и заботыу всех радостные - купить подарки, приобрести что-то красивое из одежды,достать продукты к столу. Но потом, после праздника, наступало грустное время,когда с елки потихоньку опадают иглы, и ты понимаешь, что надо бы снять яркиепереливающиеся игрушки, упаковать в коробки и спрятать на антресоли, а самуелку, унылую и засохшую, выбросить на помойку. Сама процедура снятия игрушек ивыбрасывания елки неизменно, с самого детства, вызывала у Иры горькие рыдания.Сейчас она уже совсем взрослая, даже замужем побывала, а слезы все равнонаворачиваются.

- Иринка, разбери игрушки, ладно? - на ходу попросилаНаташа, надевая дубленку и застегивая сапоги. - А Вадик вечером елку выбросит.

Конечно, все работают, у всех дела, на кого ж еще спихнутьгорестное мероприятие, если не на Иру? У нее сессия, она дома сидит, кэкзаменам готовится. Правда, часа в три мальчики, Саша и Алеша, придут изшколы, можно было бы им поручить разобраться с елкой, но они ведь обязательночто-нибудь разобьют, а потом еще и порежутся осколками. Не дети, а ходячаякатастрофа. Младший, Алешка - тот поспокойнее, обстоятельный, дотошный, никогданичего не разбивает, но ходит за Сашей как привязанный, а тот - ураган какой-тоэнергетический, песчаная буря в пустыне, носится по квартире, сшибая все насвоем пути. Если есть хоть что-нибудь на этом пути, что можно сломать илиразбить, он непременно сломает и разобьет, более того, если после такой аварииостается хотя бы малейший осколочек, можно дать стопроцентную гарантию, чтоэтот осколочек окажется в Сашиной ноге или в руке. А уж если таких осколковнесколько, то и Алешке достанется, это и к гадалке не ходи.