Грешники - Илья Стогов

— Представляешь, — жена делала круглые глаза, — Лена занимается проституцией! Не каждый день, не профессионально, а просто когда ей нужны деньги. Едет — и занимается!

— Проституцией?

— Да! Да! Представляешь, как это здорово? У нее все получается! А где бы, Олег, нам с тобой взять денег?

Чем дальше, тем чаще она заводила эти разговоры. Было видно, что Наташу просто тащит в ту сторону. А денег действительно не было. И я не стал ей мешать. Просто сказал: ладно. Чего от подружек-то отстаешь?

Это было последнее лето СССР. Магазины стояли пустыми, все было по талонам, а по телевизору показывали бесконечные митинги и первые заказные убийства. В августе 1991-го мы с женой уехали позагорать на море, сфотографировались там на пляже, а когда пришли забирать карточки, фотограф сказал, что снимки не отдаст. Из-за вчерашних событий он сильно нервничал, у него тряслись руки и фотографии он запорол.

Я тогда не понял: из-за каких вчерашних событий? Мы вернулись в Ленинград и только тут узнали о путче и ГКЧП. Приятели были сильно напуганы: у всех дома лежали здоровенные пакеты с марихуаной, и никто нигде не работал. Но лично я толком испугаться не успел: путч подавили, Ельцин стал президентом, и оказалось, что пакеты можно не перепрятывать, а на работу не устраиваться… Начинались 1990-е.

* * *

Это десятилетие лично для меня стало одним сплошным передозом Пи-Си-Пи. То, что Америка пережила в 1960-е, у нас случилось в 1990-х. Для страны начиналась психоделическая революция.

В советское время наркотиков, понятно, не было. А когда они появились, то сперва наркоманы делились на любителей амфетаминов («белушников») и любителей опиатов («чернушников»).

Любители «черного» мне категорически не нравились. Это очень определенные люди. Ткнуть ножом для них — дело обыденное, а уж врут «чернушники» даже когда говорят «Привет!». Опиаты — продукт природный и довольно быстро портится. Если ты сварил раствор, то использовать его нужно в течение суток. Все вокруг находились в постоянном поиске: кто-то сварил и хотел срочно продать, кто-то, наоборот, искал, где бы купить. Все были озабочены, созванивались, узнавали, кто и что сварил, искали, покупали и в основном пытались не заплатить.

«Белушники» тогда торчали на «винте». Раствор они выпаривали не из опия, а из продающихся в аптеке лекарств. Но только до тех пор, пока в городе не появился Пи-Си-Пи.

В Штатах этот препарат называется angel dust — «ангельская пыль». У нас люди довольно долго считали, что это и есть легендарный LSD. Говорят, Пи-Си-Пи случайно сгенерировали какие-то петербургские химики-умельцы. Они наделали огромное количество этого препарата и первое время раздавали его всем вокруг совершенно бесплатно.

Пи-Си-Пи принимали везде. Мода была повальной. Мозг от этой штуки сворачивался вообще набекрень, хотя для здоровья она в принципе не вредна. Химики выпускали его в безумно концентрированном виде и безо всякой очистки. Разумеется, люди травились. Но даже при самом тяжелом отравлении смертельных случаев не было. Люди пытались сигануть из окна четырнадцатого этажа, но те, кто выживал, всё равно опять принимали Пи-Си-Пи.

В свой жизни я перепробовал огромное количество наркотиков. Но ни в какое сравнение с Пи-Си-Пи они не идут. Все остальное — это либо просто дурман, либо то же самое, только хуже. В середине 1990-х я верил, что смогу принимать этот прекрасный препарат всю жизнь, что моя молодость никогда не кончится. Тогда я еще не знал, что у всего этого есть и оборотная сторона: флешбэки и прочие гнусные психоделические эффекты, которые отравят жизнь целому поколению.

Когда милиция наконец разобралась, что происходит, то прессинг начался очень жесткий. Индустрию Пи-Си-Пи выкорчевали тогда под корень. Приблизительно в 1996-м химиков-умельцев по одному переловили и отправили в тюрьму. Меня как-то тоже арестовали и отвезли в отдел по борьбе с незаконным оборотом наркотиков. Они вверх дном переворошили квартиру моей мамы, а мне говорили, что бить будут до тех пор, пока я не сдам всех поставщиков, и на всю жизнь посадят в самую жуткую тюрьму страны.

* * *

Мы играли достаточно жесткую альтернативную музыку. На какой-то громкий успех никто из нас не рассчитывал. Но после первых концертов в TaMtAm’е группа «Нож для фрау Мюллер» очень быстро превратилась в звезду первой величины. Для нас это было неожиданностью.

Как-то после концерта ко мне подошел чокнутый с виду парень, который сказал, что собирается снимать про нас большой фильм. Я посмотрел на него и подумал: «Ну и дебил!» Как ни странно, фильм он действительно снял. Парня звали Костя Мурзенко[1]. Потом у группы появился собственный менеджер. Он сделал нам тур по Германии. Это был мой первый выезд за границу. Мы съездили, отыграли, вернулись и еще раз выступили в TaMtAm’е. Было ощущение, что еще чуть-чуть — и мы покорим мир.

Тот год стал для нас пиком. После Германии мы записали первый полноценный альбом. Из Москвы тогда приехали модные промоутеры, которые заявили, что готовы заниматься этим диском. Вообще-то изначально они собирались раскручивать группу Tequilla Jazzz, но, разобравшись в ситуации поняли, что Tequilla Jazzz — зануды, а выпускать нужно молодых и прогрессивных. Самыми прогрессивными из молодых были мы — группа «Нож для фрау Мюллер».

В начале 1990-х не существовало ни глянцевых изданий, ни музыкального телевидения, ни нормальной музыкальной прессы. Все что было — это парочка самиздатовских журнальчиков и единственная передача об альтернативной музыке на телеканале РТР. Одна такая передача была целиком посвящена нам, а журнальчики писали о группе и вообще в каждом номере. Мне казалось, что так и должно быть, а дальше все будет еще круче.

* * *

В детстве я воспринимал дом как место, куда мир не сможет запустить свои мерзкие щупальца. Но теперь самое жуткое творилось как раз там, где я надеялся отсидеться.

Окончательно с Наташей мы расстались через три года после свадьбы. А до этого меня окружал кошмар. Ее подружка Лена, которая первая подкинула идею насчет проституции, теперь жила у нас дома. Две проститутки и я — выглядело это как реальный притон. Иногда по ночам к нам приезжали какие-то криминальные типы. Меня они воспринимали как фирму-конкурента.

Проституцией моя жена занималась в гостинице «Прибалтийская». Она приходила домой в четыре часа утра и рассказывала: сегодня все происходило вот так и вот так… Я сделала ему то-то и то-то… А потом мы поехали в тако-о-ое крутое место!.. Из всего, что могло со мной случиться, это был самый худший вариант.

Не верилось, что все это происходит именно со мной. «Как же так, — переживал я. — Ведь мы только-только поженились». Зато в семье наконец появились деньги. Мы с женой стали регулярно ездить на море. На $100 в Крыму тогда можно было жить лучше, чем сегодня на $10 000 на Гавайях. И жил я по-прежнему не с родителями, а у Наташиной бабушки. Какие-то плюсы в ситуации, безусловно, были.