Катастрофа. История Русской Революции из первых рук - Александр Фёдорович Керенский

и когда, наконец, когда я проходил Екатерининским залом, кто-то окликнул меня от парадного входа дворца: «Солдаты идут!» Будто на крыльях я подлетел к окну, чтобы убедиться, что это действительно так. У меня не было мыслей о том, что я буду делать дальше. Кажется, это было немногим позже часа пополудни. Из окна я увидел солдат, окруженных толпой гражданских, выстроившихся на противоположной стороне улицы. Они довольно нерешительно формировали свои ряды, очевидно, им было трудно действовать вне своего обычного окружения и без руководства своих офицеров. Я минуту смотрел на них в окно, а потом, как был, в черной куртке, которую носил всю Революцию, без шапки и пальто, выбежал через главный вход к столь долгожданным солдатам. За мной шла группа депутатов. На крыльце стояли встревоженные служащие, а у входа стоял часовой. Я подбежал к центральным воротам, ведущим из сада на улицу, и приветствовал войска и народ от имени Думы и от себя лично. Они в смятении бросились ко мне, окружив меня массой и жадно внимали.

Почти в ту же минуту у дворцовых ворот позади меня появились Чхеидзе, Скобелев и другие депутаты. Чхеидзе тоже сказал несколько слов приветствия, и тогда я обратился к войскам и попросил их следовать за мной в Думу, сменить караул и взять на себя защиту здания от царских войск. Вся толпа двинулась за мной к главному входу. Кое-как солдаты отделились от толпы и, выстроившись в дисциплинированном порядке, последовали за мной. Мы с некоторым беспокойством проследовали в гауптвахту, к левому боковому входу в Думу, совсем не уверенные, что нам не придется драться с часовыми, о возможных недружественных настроениях которых я предупреждал солдат. Мы пошли «брать» караульное помещение. Однако оказалось, что часовых там не было. Они разбежались до нашего прихода. Я объяснил унтер-офицеру, где и как поставить часовых, и вернулся в главный зал Думы, который к этому времени был до отказа заполнен депутатами, солдатами и штатскими. Вечером отряд войск Преображенского полка взял на себя задачу охранять арестованных министров и сановников старого режима, которые тем временем были доставлены в Думу. Войска выполнили свою задачу с отличной дисциплиной и замечательным тактом.

Вернувшись из караулки, я снова остановился, чтобы обратиться к толпе, оставшейся у входа. Настроение людей, приехавших со всех концов города, было очень значительным. Очевидно, они нисколько не сомневались, что находятся в эпицентре революции. Они смело поставили вопрос, как поступить с представителями и сторонниками старого режима, предложив суровые меры. Спросили моего совета, и я сказал, что особо опасные должны быть немедленно арестованы, но народ ни в коем случае не должен брать суд в свои руки и что следует избегать кровопролития. Они спросили, кого следует арестовать, и я назвал сначала Щегловитова, бывшего министра юстиции и председателя Государственного совета Империи. Я приказал привести его прямо ко мне. Выяснилось, что некоторые солдаты Преображенского или Волынского полков около 11 часов утра уже отправились чтобы схватить Протопопова, министра внутренних дел. Однако ему удалось вовремя уйти. Но повсюду в городе шли аресты опасных деятелей старого режима.

После 15 часов Дума была неузнаваема. Здание было заполнено гражданскими лицами и войсками, в основном рядовыми. Со всех сторон к нам приходили люди за советами и инструкциями. Только что созданный Временный комитет Думы был вынужден немедленно взять на себя функции исполнительной власти. В полночь 28 февраля комитет уже не колебался. Он стал на время суверенной властью России, и Родзянко согласился возглавить его в этом качестве.

Кажется, было около 3 часов дня, когда кто-то пришел спросить меня об устройстве в Таврическом дворце помещения для только что основанного Совета рабочих и солдатских депутатов. С согласия Думы Совету был выделен зал № 13, где собиралась бюджетная комиссия Думы. Затем Совет приступил к организации петроградского гарнизона и пролетариата. В то же время мы с Чхеидзе подписали разрешение на издание первой революционной газеты «Вестник думских корреспондентов», ибо все типографии города бастовали, а столица, лишенная газет, не имела должного представления о том, что происходило. Помню, я смеялся, когда думский корреспондент попросил меня подписать разрешение.

— Почему вы смеетесь, Александр Федорович? — спросил один из репортеров. — Разве вы не знаете, какая вы нынче могучая сила в России?

В то время я воспринял это как шутку.

Позже (кажется, около 16 часов), когда Временный комитет заседал в комнате Родзянко, кто-то вошел и сообщил, что Щегловитов взят под стражу. Известие произвело в Думе большое впечатление, как на публику, так и на депутатов. Щегловитов, всесильный царский вельможа, арестован! Депутатов это очень взволновало. Умеренные настаивали на том, чтобы Родзянко не санкционировал арест.

— Его нужно отпустить, — настаивали они. — Виданное ли дело — арестовывать Председателя Государственного Совета Империи в стенах Думы. А как же неприкосновенность членов законодательных органов?

Они повернулись ко мне. Я ответил, что не могу отпустить Щегловитова.

— Как! — восклицали они с негодованием. — Вы хотите превратить Думу в тюрьму?

Это был действительно сильный аргумент, но что можно было сделать? Освободить Щегловитова значило бы отдать его на растерзание толпе. Кроме того, это вызвало бы в массах глубокое недоверие к Думе. Такой шаг был совершенно невозможен. Это было бы чистым безумием.

И.Г. Щегловитов

Я вышел к Щегловитову и застал его окруженным импровизированной охраной. Родзянко уже был там вместе с рядом депутатов. Я видел, как Родзянко дружелюбно встретил Щегловитова и пригласил его в свои комнаты как «нашего гостя». Я встал между Родзянко и Щегловитовым и сказал первому: «Нет, Михаил Владимирович, господин Щегловитов здесь не гость, и я отказываюсь отпустить его». Обращаясь к Председателю Госсовета, я спросил:

— Вы Иван Григорьевич Щегловитов?

— Да.

— Я должен попросить вас следовать за мной как пленник. Не беспокойтесь. Я гарантирую вашу безопасность.

Все повиновались и отступили. Родзянко и его друзья, несколько сбитые с толку, вернулись к себе, пока я вел Щегловитова в отведенные для министров, известные как Министерский павильон.

Этот павильон представлял собой отдельное здание, состоящее из нескольких комфортабельных комнат, соединенных стеклянным переходом с главным залом, где заседала Дума. Этими комнатами пользовались министры, когда приходили в Думу. Павильон, находящийся за пределами собственно Думы, находился под контролем правительства. У него был свой штат служащих, независимый от Думы. Депутаты не имели неограниченного права входа в него. Используя его как место заключения, мы избежали превращения Думы в тюрьму. Таким образом, правительственные лидеры и высокопоставленные лица были заключены в свои собственные квартиры. Щегловитов был первым арестантом,