Солнце - Анна Джейн

- Что?! - весьма озадачивается Кирстен. Она ужасно любопытна. - Ну, говори! Говори-говори-говори!

Лилит как-то внезапно оживляется и тащит нас в гостиную. Мы с Кирстен сидим на диване, обняв подушки и попивая горячий кофе, а Лилит в лицах рассказывает о том, что произошло с ней вчера. О том, как они скрывались от папарацци, о том, какое предложение сделал ей Октавий, о том, как прошел вечер у Элинор Фелпс... Стоит ей только упомянуть мою любимую певицу, как у меня подскакивает пульс.

- Ты ее видела?! Ты общалась с самой Элинор?! - кричу я. Она для меня - звезда на музыкальном небосводе, и тот факт, что подруга вот так запросто общалась с ней, приводит меня в дикий восторг.

- Да, - кивает Лилит с блаженной улыбкой. - Знаешь, какая она клеевая?!

Она рассказывает о квартире Элинор, о ее гостях, о ней самой, и я расплываюсь лужицей от внутреннего упоения. Это отвлекает меня от всех дурных мыслей, от ненужных размышлений и тяжелого предчувствия. Мы улыбаемся, слушая Лилит, смеемся, когда она мимоходом шутит, пихаем друг друга локтями, когда речь заходит об Октавии. Кирстен пытается узнать подробности прошлой ночи, но Лилит, хоть и не хочет показывать этого, смущается.

- Расскажи, куда он тебя целовал! - требует Кирстен. - Где еще у тебя засосы?!

- Отстань! - кидает в нее подушкой Лилит. - Какая тебе разница?!

- Я хочу знать все! Все-все-все!

- Это тайна! - задирает носик Лилит. - И, вообще, это все - тайна. Никому не рассказывайте об этом, я вас умоляю! Иначе у меня будут неприятности.

- Все в порядке, - кладет ей на плечо руку Кирстен. - Лучше расскажи, сколько раз...

Лилит зажимает ей рот ладонью. Они в шутку начинают биться подушками, стоя на коленях прямо на диване, и это выглядит очень комично. Я сижу чуть в стороне - мои щеки уже побаливают от смеха и улыбок. В какой-то момент я понимаю, как сильно люблю Лилит и Кирстен и как дорожу ими. Пусть мне не повезло с матерью, но мне повезло с друзьями. Девчонки и парни из группы дороги так, будто они мои сестры и братья.

Бой подушками заканчивается ничьей.

- Что с тобой, Санни? - спрашивает запыхавшаяся Кирстен, приземляясь рядом и обнимая меня.

- Все хорошо, - отвечаю я.

С другой стороны садится Лилит и кладет голову мне на плечо.

Брюнетка, блондинка и рыжая - хорошая компания.

- Ты грустная, Ховард, - заявляет подруга.

- Тебе кажется. - Я кладу руки им на плечи. - Я всего-навсего устала.

- Санни просто завидует тебе - у нее не было такой бурной ночи! - хохочет Кирстен.

- Вот оно что? Эй, не грусти, подружка, - хихикает Лилит. - Давай попросим Чета, чтобы он тебе помог. Он ведь горя-а-ачий парень. Про него в Хартли скоро начнут ходить легенды.

Я морщусь. Чета я всегда воспринимала как брата. И, кажется, это взаимно.

- Я же говорила вам - у него появилась подружка.

- Вот это новость, - хмыкает Лилит, не поднимая голову с моего плеча. - У него каждую неделю появляется подружка, а то и две.

- А в эту он, похоже, влюблен, - говорю я.

- Да ну, - не верит Кирстен. - Чет и любовь - это антонимы.

- Вся его любовь - ниже пояса, - подхватывает Лилит.

- Не знаю, что с ним происходит, - отвечаю я задумчиво, - но от своей последней девушки он просто без ума.

- Мне кажется, быть без ума - это его обычное состояние, - заявляет Кирстен.

- Просто он отшил тебя в свое время, и ты его терпеть не можешь, - смеется Лилит. Кирстен снова кидает в нее подушкой.

- Это все Санни виновата! - возмущается она. - Сказала ему, чтобы он не смел на нас смотреть. А я ему нравилась.

- Ну конечно! - Лилит ловко кидает подушку обратно и попадает прямо Кирстен по голове. Та возмущенно целится в Лилит, но подушка летит прямо мне в лицо. Я вскакиваю.

- Хотите войны? - задорно спрашиваю я, сдувая выбившуюся прядь с лица. - Тогда держитесь!

Мы устраиваем новый бой, а потом весело болтаем еще час. А затем я смотрю на время и понимаю, что уже опаздываю на работу в кафе - моя смена скоро начнется. Я бегу в душ, привожу себя в порядок и, закинув на плечо рюкзак, убегаю. Девчонки провожают меня и идут смотреть кино.

На работе я обычно отключаюсь от всех мыслей и просто механически делаю то, что нужно. Но сегодня этого не получается. В голову вновь лезут слова Эммы Мунлайт - сколько ни отгоняй, они все равно остаются со мной. Чтобы отрешиться от них, я пытаюсь думать о том, как поработать с песней для Криса. Выходит плохо.

В этот день я разбиваю кружку с кофе - поднос летит у меня из рук прямо в зале, и все посетители тотчас поворачиваются ко мне. Я извиняюсь и собираю осколки, и почему-то в голову приходит мысль, что жизнь - как посуда. Одно неверное движение, и она, упав, разлетится на части.

Я всегда считала себя бесстрашной, но понимаю, что боюсь разбиться. Боюсь потерять себя, став осколком.

Глупости. Не стоит думать об этом.

В конце смены мне прилетает сообщение от Чета, который говорит, что не сможет сегодня быть на репетиции, а следом пишет Оливер - он отравился и, похоже, тоже не сможет играть. Я и Нейтан не очень довольны, но смиряемся с положением дел. Репетировать будем завтра.

Ужасно хочется спать - то ли из-за того, что я проспала сегодня лишь несколько часов, то ли из-за серой дождливой погоды. Еще утром светило солнце, но уже в обед оно скрылось за пеленой пепельных облаков, затянувших небо плотным туманным полотном от одного края до другого. Сейчас кажется, на этом небе нет ни единого просвета, ни одной лазейки для лучей, Цвета померкли, побледнели, словно разбавленная акварель, улицы наполнила влажная прохлада, рваными порывами подул ветер. Чудится, что вот-вот заморосит дождь.

Лета нет - на землю незримо опустилась осень, накинув на лица кружево меланхолии. Ощущение ее присутствия прочно впитывается в сознание и не отпускает. Дыхание осени сложно спутать с чем-либо еще, и мне не по себе - так, как бывает не по себе на темной безлюдной дороге, когда возвращаешься домой, то и дело оборачиваясь на каждый шорох.

Я иду к метро, растворяясь в огромной толпе спешащих куда-то людей. Немного прохладно в тонкой темно-фиолетовой футболке. И ощущение осени заставляет меня хмуриться - я дитя лета. Обычно по пути домой я погружаюсь в музыку, но сегодня в спешке я забыла наушники, поэтому слушаю индустриальные звуки мегаполиса. Шум моторов и визг колес, звонки телефонов и писк входящих сообщений, стук сотен каблуков и шуршание тысяч подошв. Шорохи, скрипы, механические голоса. Все сливается воедино, превращается в настоящую мешанину.

Голоса современных городов - неживые. И это немного пугает: почему неживое вытеснило живое? Разве это правильно?