Мой учитель Филби. История противостояния британских и отечественных спецслужб, рассказанная с юмором и драматизмом - Максим Баженов

Думается, с задачей этой он справился блестяще. В семидесятые годы под его руководством в отделе была взращена целая плеяда молодых дарований, отличившихся сперва на разведывательном фронте, а затем, после возникновения новой России, и в самых разнообразных сферах государственной, деловой и общественной жизни страны. Грушко, видимо, я пришелся по душе, и меня окончательно закрепили за английским отделом.

Дополнительный год счастливой студенческой жизни пролетел как одно мгновение. Дальше начались трудовые будни разведчика. Пяти годам, проведенным в центре, ясеневской штаб-квартире разведки, можно было бы посвятить сотни страниц, ведь немалый срок все-таки. Плюс к этому молодость и обостренное чувство новизны жизненных ситуаций, увлекательная профессия, масса политических событий, происходящих в международной жизни.

Удержусь, однако, от подробного пересказа. Само собой разумеется, не собираюсь раскрывать каких-либо профессиональных или государственных тайн. Я искренне благодарен судьбе за возможность работать в советской разведке, признателен ей за полученную школу, убежден в том, что не имею права что-либо или кого-либо предумышленно очернять, гем более низвергать. В конце концов, я добровольно был в течение почти двадцати лет неотъемлемой частью этой структуры. Так стоит ли мне писать жалобу на самого себя?

Если что-либо из рассказанного ниже либо описание отдельных персонажей покажется читателю попыткой осмеять, раскритиковать, то это не преднамеренно. Я пытаюсь сделать достаточно легкие зарисовки с претензией на долю юмора, а вовсе не пишу официальную хронологию советской разведки. Хотя, конечно, в отдельных местах уши личного отношения к происходившим событиям, безусловно, торчат.

Итак, постараюсь изложить отдельные эпизоды из того, что больше всего запомнилось мне за пять первых лет, проведенных в ясеневском центре.

В конце августа 1975 года мне и еще одному новобранцу английского направления Третьего линейного отдела ПГУ было предписано связаться по телефону с Александром Владимировичем, который должен будет сопроводить нас в центр. Звучный баритон предложил нам встретиться у автобуса при выходе из метро «Юго-Западная». Опознавательный признак нашего поводыря – газета «Правда» в левой руке. Я не шучу, именно так все и было.

Александру Владимировичу, как оказалось, было всего года на три больше, чем мне, двадцатидвухлетнему, однако держался он с величайшим достоинством и посматривал на нас явно свысока. В нашем тогдашнем представлении он выглядел как холеный английский аристократ: безукоризненная прическа, усики щеточкой, элегантный серый плащ, вальяжные манеры.

В центре нас первым делом отвели к заместителю начальника отдела Михаилу Петровичу Любимову, курирующему Англию, ставшему известным писателем и впоследствии моим большим другом. По дороге в его кабинет мы узнали, что шефа никто не называет иначе как Эм-Пи – инициалы М. П., произносимые на английский лад. Величественно попыхивая трубкой, источающей ароматы лучших сортов виргинского табака, Михаил Петрович с ходу проэкзаменовал нас на знание английской литературы, убедился в скудости наших познаний и настоятельно посоветовал нам расширять свой культурный кругозор.

В следующем кабинете, принадлежащем начальнику английского направления, уже не шла речь о высоком искусстве. Нам объяснили, что придется учиться всему с нуля, начинать с проверок иностранцев по учетам центра и подготовки оперативных дел к сдаче в архив.

Насколько помнится, в первые несколько месяцев я ничем другим и не занимался. Моими ближайшими друзьями стали ручная дрель, толстая игла с грубой дратвой и допотопный деревянный станок, в который с трудом запихивались здоровенные, до 600 страниц, пыльные тома оперативных дел. Каждый том надо было расшить, проверить правильность нумерации страниц и наличие всех приложений в конвертах, внести массу удостоверяющих записей и только после этого, сшив дратвой заново, пытаться сдать суровому и взыскательному сотруднику архива. Как правило, с первого раза это ни у кого не получалось. Тогда в ход шел подкуп архивного цербера в виде билетов на спортивное соревнование или пачки закордонных сигарет.

О, мои первые оперативные тома, никогда мне вас не забыть! Вместе с рабочим местом мне вручили ключи от сейфа, где их было не менее сорока штук. В некоторых были документы на тончайшей папиросной бумаге, датированные еще двадцатыми годами. Кое-где встречались пометки красным карандашом, сделанные рукой Лаврентия Берии или даже самого Сталина. Первые экземпляры документов, напечатанных под копирку, отправлялись в Кремль, а в моих делах в большинстве своем оседали последние, еле различимые копии, к тому же написанные тяжелым, неудобоваримым языком. Короче, читать эти фолианты особо не хотелось, да и времени свободного не было.

А зря! В сейфе моем, например, долгие годы лежали все оперативные дела знаменитой «кембриджской пятерки» советских агентов – Кима Филби, Дональда Маклина, фамилия которого иногда пишется как Маклейн, Гая Берджесса, Энтони Бланта и Джона Керн кросса. Были и другие не менее интересные дела, за возможность заглянуть в которые английские спецслужбы многое бы отдали. Уже тогда я об этом догадывался, но все как-то дело не шло дальше того, чтобы рассеянно пролистать с десяток страниц исторической информации. В конце концов я с облегчением спихнул этот бесценный клад в архив. Эх, молодо-зелено.

Очень важным делом казалось нам, молодым сотрудникам, дежурство по отделу. Вечером задерживаешься дольше всех, проверяешь, все ли в порядке в каждом кабинете, опечатываешь их и сдаешь контрольный ключ дежурному по главку. Утром приезжаешь первым, раздаешь сотрудникам ключи и вместе со сменщиком, вытянувшись в струнку, докладываешь начальнику отдела:

«Товарищ полковник! За время моего дежурства произошло то-то и то-то – чаше всего не происходило ничего. Дежурство сдал – звание – такой-то».

Но самым ответственным поручением было замещение начальника у батареи, состоящей из полудюжины телефонов, во время его отлучек из кабинета. Следовало отвечать: «Аппарат товарища Грушко», затем безошибочно принимать решение насчет того, как распорядиться полученной информацией: то ли спокойно дождаться прихода начальника с обеда, толи срочно подключить его заместителей, принимающих оперативные решения. С шефом разведки все ясно – самый главный аппарат, да еще с мигающей лампочкой и пронзительным звонком. Но по телефону правительственной связи могли позвонить и члены Политбюро, и министры, и даже – страшно подумать! – сам Леонид Ильич Брежнев. Одна-единственная ошибка в приеме звонков могла стоить карьеры.

В одно из дежурств Виктор Федорович Грушко посадил меня в своем кабинете и стремглав побежал к начальнику разведки. Вернулся он минут через пятнадцать. Рот до ушей, легкий свежий запах коньячка, а в руках – генеральские погоны.

Грушко небрежным движением бросил их настоя и произнес:

– Вот как это бывает. Желаю вам тоже дослужиться. А теперь огромная просьба: сбегайте в буфет и притащите побольше самых вкусных бутербродов.

Когда подоспели бутерброды, в кабинете уже толпилось с десяток генералов, а стол был уставлен изысканнейшими напитками из личных запасов Виктора Федоровича. Дежурство мое в тот вечер закончилось глубоко за полночь. Но зато наутро я получил привилегию первым отрапортовать не полковнику, а товарищу генералу.