Конкуренты - Сергей Лукьяненко

А вот то, что на лице у Инны не было ни грамма косметики —вот это серьезно. Я таких девушек хорошо знаю. Они могут и ватник надеть, еслина даче предстоит поработать. Но вот не подкрасить губы, глаза, хоть чуть-чутьза собой не поухаживать, перед тем как выйти на люди — никогда!

Я один такой случай знал. Из редакции, где мы вместеработали, девчонка-фотокорреспондент поехала на Кавказ, три месяца провела в«горячей точке». Когда вернулась обратно — вроде все было нормально. В глазах,правда, что-то неуютное появилось, но это если всматриваться. А вот прокосметику она словно забыла. Нет, за собой следила, все было нормально, но вотпомаду или тушь у нее ни в руках, ни на лице несколько месяцев обнаружить былонельзя. Будто она не понимала, зачем это вообще нужно.

— К чему весь этот цирк? — спросил я.

Инна поморщилась. Потом понимающе кивнула.

— Вас, очевидно, отправляла… я?

— Вы.

— Все не так, как вы подумали. Два года назад я самазавербовалась на Станцию. Так что извините… но за ту дуру, что сидит в офисе наЧистопрудном, я не отвечаю!

— Не на Чистопрудном. На Огородном проезде.

— О Господи, опять переехали… — Инна махнула рукой. — Выкак, в порядке? Пойдете со мной?

— А у меня есть выбор? Можно вернуться?

— Нет. Но вы можете упереться и сидеть здесь, пока неоголодаете. Силой вас никто никуда не потащит. Как вас зовут?

— Валентин.

— Меня Инна… впрочем, вы же знаете. Я здесь отвечаю за приемрекрутов. Идем?

Я пожал плечами.

Если это все правда, то никакого смысла буянить нет. Если яи впрямь стал жертвой невероятно сложного розыгрыша, то тем более. Напротив.Надо вести себя спокойно и невозмутимо, но одновременно иронично. Так, чтобы состороны невозможно было понять — верю я в происходящее или изящно поддерживаюрозыгрыш…

— Идем, конечно, — сказал я. — Раньше сядем, раньше выйдем.

Инна испытующе смотрела на меня. Потом переложила планшеткуиз правой руки в левую. Оказалось, что в руке, пряча под планшеткой, онадержала пистолет — маленький, блестящий.

— Ого, — сказал я.

— Некоторые слетают с катушек, — пояснила Инна.Поколебавшись, спрятала пистолет в кобуру на поясе.

— И вы в них стреляете?

— Да это же парализатор! — Она улыбнулась. — Десять минутпокоя и чуть-чуть позора.

— А позор откуда?

— Из мокрых штанов. Идите вперед, Валентин.

Она посторонилась, пропуская меня, — и я вышел в полутемныйкоридор метров десять длиной.

Неприятное ощущение, когда не до конца понимаешь, чтопроисходит. Уж лучше неприятная правда, чем томительное ожидание.

— Вы все еще не можете понять, где находитесь? — спросилаИнна.

— Да.

— Подойдите к окну.

Только тут я понял, что правая стена коридора не металлическая,а стеклянная, только серая, матовая, непрозрачная. Закрытая снаружи какими-тоставнями?

— Смотрите…

Инна что-то делала с наручными часами. Хотя — часы ли этобыли? Широкий браслет, большой экран…

Мне вдруг стало нестерпимо страшно. Захотелось, как это нинелепо, выкрикнуть: «Не надо!».

Но было уже поздно — стекло стало прозрачным. Никакихставней не было, наверное, само стекло было поляризованным.

За стеклом была бездна.

А в бездне — звезды.

Яркие — такие яркие, что казались огромными, хоть глаз и нечувствовал размера. Немигающие — не было воздуха, который заставляет ихмерцать. Разноцветные — желтые, красные, белые, синеватые…

А где-то на самом краю окна переливалось и кружилосьрадужное свечение — будто северное сияние скомкали, подвесили в пустоте изакрутили вокруг оси. У меня перехватило дыхание — это было и красиво, иодновременно жутко.

Я оперся обеими руками о стекло, то ли стараясь убедиться,что между мной и космосом есть преграда, то ли чтобы удержаться на ногах.

— Теперь верите? — В голосе Инны послышалось сочувствие.

— Это же… не экран? — спросил я. — Это настоящее?

— Более чем.

Стекло снова помутнело.

Я повернулся к Инне — девушка смотрела на меня слюбопытством и, кажется, с уважением.

— Некоторые начинают вопить, — сказала она. — Некоторыелезут в драку. А некоторые рыдают как дети.

— Почему вы покрасились? — спросил я.

— Чего? — Первый раз она растерялась.

— Почему вы выкрасили волосы?

— Я их не красила. Я блондинка. — Она вдруг покраснела,сильно и стремительно.

— Но… на Земле…

— Я крашу волосы в темный цвет, понятно? Потому что каждыйидиот, который носит брюки, уверен, что блондинки — дуры и не думают ни о чем,кроме как о постели!

— А здесь?

— А здесь просто нет краски для волос! — Инна замолчала.Спросила: — Слушайте, Валентин, к чему был этот вопрос?

— В себя пытаюсь прийти, — честно сказал я. — А это лучшевсего делать, задавая странные вопросы.

Инна фыркнула.

— Оригинальничаете? Идемте, у меня дел по горло. Вас никтоне ждал, набор пилотов завершен неделю назад…

— Спасибо, мне уже сообщили.

— Слушайте! — Инна вдруг оживилась. — Вы всерьез хотитетуда? — Она кивнула на стену. — Вам что, приключений хочется? Так приключения,знаете ли, часто бывают с печальным исходом.

— Что, есть варианты?

— Есть. — Инна кивнула. — Повар нужен позарез. Готовитьумеете? Вы вообще-то кто по специальности?

— Журналист.

— Боже, ну и подвалило счастье. — В голосе Инны прозвучалоразочарование. — Акула пера…

— Не любите журналистов?

— При чем тут любишь — не любишь? Нет у нас тут потребностив журналистах… Врачи, повара, техники… Машина есть?

— Есть, — признался я и зачем-то добавил: — «Рено».

— Да хоть бы и «роллс-ройс». Любите в железках возиться,чинить там чего-нибудь?

— Я карбюратор от аккумулятора не отличу.

— Ну и мужики пошли. — Вот теперь Инна выгляделаудовлетворенной. — Похоже, руками что-то делать только китайцы могут. А вам…или летать и стрелять, или всякой дурью заниматься. Неделю назад скрипачаприслали, представляете?