История из Касабланки - Фиона Валпи

Наш нынешний дом на бульваре Оазо на вид очень похож наш старый в Нейи, только немного меньше и намного более пыльный. А вот пахнет здесь по-другому: по2том, жарой, специями и гниющим мусором, который валяется на улицах. Когда мы выходим, я не обращаю на это внимания, зато Аннет морщит нос и выглядит так, словно ее вот-вот вырвет. Здесь намного лучше, чем в лагере беженцев. Думаю, даже Аннет должна согласиться с этим. Многие указатели написаны на французском языке, поэтому мы без труда их читаем. Марокко является протекторатом Франции. По крайней мере, так было до тех пор, пока Францию не захватили немцы, так что теперь, полагаю, Марокко тоже контролирует Германия. Папа говорит, что в Виши есть новое правительство, которое несет ответственность и за это, но это не настоящее французское правительство. По улицам ездят немецкие армейские грузовики, видеть их довольно страшно, но они не слишком беспокоят таких людей, как мы. Вместе с итальянцами они должны защищать пустыню от англичан, которым принадлежат некоторые другие части Северной Африки. Поэтому немцам нет дела до беженцев, пока мы просто проездом и не создаем никаких проблем.

Мама говорит, что «просто проездом» – это относительный термин. Некоторые люди находятся здесь уже почти год, пытаясь привести в порядок свои бумаги. Нам понадобятся выездные визы из Марокко, а затем транзитные визы в Португалию и въездные визы в Америку. Папа жалуется, что попытка собрать все эти документы приводит к тому, что у него выпадают волосы. Сейчас они совсем белые и сверху определенно поредели, так что, возможно, он прав. Нам повезло, что родители мамы были американцами. Благодаря этому у нас есть родственники, которые помогут, когда мы туда доберемся. И только теперь я осознала, как же хорошо, что она, когда мы были маленькими, научила нас говорить по-английски столь же хорошо, как и по-французски. Хотя в то время это немного раздражало и Аннет постоянно смеялась надо мной из-за того, что я путала слова.

Я выбрала себе комнату на верхнем этаже дома. Здесь, наверху, у меня есть своя маленькая ванная, и мне не приходится ждать целую вечность, пока Аннет торчит в большой ванной внизу. Она такая эгоистка! Мама говорит, что виной тому ее возраст и что когда мне исполнится 17, я тоже буду тратить массу времени на мытье волос и подпиливание ногтей, хотя я не думаю, что когда-нибудь стану такой самовлюбленной. В любом случае я грызу ногти, так что мне просто нечего подпиливать.

Аннет даже начала выщипывать брови, чтобы походить на Хеди Ламарр, фото которой она видела в киножурналах. Мне кажется, что из-за этого моя сестра выглядит так, будто все время удивлена.

Аннет любит утверждать, что она на 5 лет старше меня, но это не так, всего лишь на 4 года и 7 месяцев. Все последние дни она только и делает, что тоскует по Эдуарду, конечно, когда не моет голову и не подпиливает ногти. В Париже он водил ее на танцы, а когда пришли немцы, его семья осталась в городе. Аннет говорит, что нам тоже следовало остаться, потому что, несмотря на слухи, будто бы немцы собираются бомбить Париж, этого не произошло, и папин банк теперь снова открылся. Правда, вместо него главным назначили мсье Альберта. Однако возвращаться сейчас все равно было бы слишком рискованно. Евреям во Франции, безусловно, не рады, даже ненастоящим.

Аннет рассмеялась, когда я выбрала себе спальню в мансарде, и сказала, что это помещение для прислуги и что там мне самое место, вот только мне все равно. Здесь, наверху, – мое личное пространство. В настоящее время мы не можем позволить себе слуг, но у нас есть экономка Кенза, потому что ее услуги включены в арендную плату. Она живет в собственном доме в медине и приходит каждый день. У нее есть дочь примерно моего возраста по имени Нина, и иногда она тоже приходит. Мы болтаем по-французски, и я думаю, что она могла бы стать моим другом.

Мне очень нравится Кенза. У нее мудрые и добрые глаза, а также очень плавные изгибы под длинными одеждами, которые она носит. Кенза готовит для нас очень вкусные блюда и печет пирожные. Если я заглядываю к ней на кухню, она всегда дает мне маленький кусочек медового пирога, горячего, прямо из духовки. Она называет меня Хадар Ини, что означает «зеленые глаза» на дарижи – арабском диалекте, на котором говорят в Марокко.

Аннет говорит, что иметь зеленые глаза – плохо, потому что это означает, что я завистливая, а зависть – один из семи смертных грехов. Но я уверена, что на самом деле она завидует, потому что ее глаза скорее коричнево-карие, как у папы, а ей хотелось бы, чтобы они были прозрачно-зелеными, как у меня и мамы.

Мне нравится мой новый дневник. Папа сказал, что он пригодится мне, чтобы написать историю своей жизни. Он знает, что я хочу быть писателем, и посоветовал записывать свои мысли, потому что тогда не придется все время носить их в голове, и это может помочь мне не видеть так много плохих снов. Это мой лучший рождественский подарок. В этом году мы купили платья из шелка, потому что большой сундук со всей нашей хорошей одеждой пропал где-то в Марселе или, может быть, по дороге в Алжир. Во всяком случае, мы не обнаружили его, когда сошли с парохода в Оране. Мама говорит, что нам нужно будет что-то надевать, когда мы начнем выходить на улицу, теперь, когда у нас снова настоящий дом. Потому что единственное, что есть в Касабланке, – это общественная жизнь. Отели и бары полны людей, многие из которых живут и работают здесь, а другие всего лишь проездом, как и мы. В субботу днем в отеле «Эксельсиор» даже устраивают чайные танцы, так что это может немного взбодрить Аннет. Несмотря на то, что у меня красивое платье и оно, судя по всему, стоило немало, это немного скучный подарок. Новая записная книжка и маленькая корзиночка с засахаренным миндалем – было бы куда лучше.

А сейчас я собираюсь лечь спать. Вчера мы засиделись допоздна, чтобы отпраздновать наступление нового года. Я надела это самое платье, и мне разрешили выпить бокал шампанского. На самом деле это было не так вкусно, как лимонад, но все подняли из-за этого большой шум, так что я притворилась, что мне нравится. Это тоже начало нашей новой жизни. Мне было грустно покидать Францию, но меня взволновало то, что я еду в Америку, чтобы встретиться там со своими двоюродными братьями и сестрами. Может быть, когда война закончится, мы вернемся в Париж и я снова увижу своих друзей. Полагаю, многие из них тоже уехали. Надеюсь, что с ними все в порядке и у них, как и у нас, есть безопасное место, куда можно отправиться. Сейчас я мысленно посылаю им добрые пожелания. Надеюсь, теперь, когда начала записывать все в свой дневник, я буду хорошо спать ночами. Спокойной ночи!

Телефонный звонок выдергивает меня из мира Жози, возвращая в мой собственный. Я неохотно откладываю дневник в сторону и иду, чтобы ответить. Это Мэй.

– Просто хочу узнать, как дела. Как обустраиваетесь? Тебе стало спокойнее?

Кажется, слово «спокойнее» не слишком подходит к моему состоянию. Утренняя прогулка сильно поколебала мою уверенность в себе, заставила осознать, насколько я здесь не в своей тарелке, и оставила стойкое впечатление, что я никогда не освоюсь в этом новом месте. Кроме того, дневник Жози приоткрыл дверь в другой мир, о существовании которого я и не подозревала. Если не считать просмотра знаменитого фильма, у меня, наверное, и не имелось поводов задумываться о том, какой была Касабланка в годы войны. Я с тоской смотрю на блокнот в кожаном переплете, лежащий на кофейном столике. Мне не терпится продолжить чтение, чтобы узнать больше о судьбе Жози и ее семьи в те непростые времена. Но в данную минуту я благодарю Мэй и заверяю ее, что у меня все хорошо.