Аптека Пеля - Вера Вьюга

Примостившись на скамейке, он разглядывал нечищеные бронзовые ботфорты бомбардира Василия, посаженного памятником на Седьмой линии и никак не мог определиться, что делать. В животе дремал вулкан страха готовый в любую секунду затопить ужасом сознание и ввергнуть в безумие. Саня гнал от себя мысль, что он свихнулся, но та не собиралась его отпускать. Успокоиться не получалось. Другой бы на его месте накатил и забылся, но он не пил и не владел самогипнозом, оттого снова потопал в аптеку за помощью, благо аптек этих было натыкано чуть ли не в каждом доме.

— Мне бы успокоиться, чем-нибудь недорогим.

В кармане лежало рублей пятьсот и если не шиковать, то вполне хватило бы на неделю.

— Пустырник, валериана…

— Давайте, что дешевле.

— По две таблетки три раза в день, — любезно подсказала аптекарша, протягивая коробочку с успокоительным, — но можно и три, добавила, оценивая габариты покупателя.

Вернувшись на ту же скамейку с бутылкой воды, Саня для надежности заглотал сразу все десять, что были в блистере и как-то сразу забылся.

Очнулся он оттого, что кто-то настойчиво тормошит его, стучит по плечу.

— Гражданин, просыпайтесь! — звал голос издалека. — База, подъем! — все настойчивее требовал голос.

Санек продрал глаза.

Приветливые полицейские, наши, родные в бейсболках и при дубинках окружили парня. Тот, что поплотнее, вежливо попросил предъявить документы. Да, с радостью! Гражданин засуетился, полез в карман.

— Заснул, извините, — утирая, висевшие на подбородке слюни, оправдывался, хлопая себя по карманам. — Устал. Работал. Вот.

Главный среди патрульных взял в руки паспорт, раскрыл и посветил фонариком сперва в паспорт, потом в лицо, и снова в паспорт подозрительному гражданину, уснувшему на скамейке. Санек огляделся, — ночь на дворе, хоть и светлая, фонарями освещенная и рекламными огнями, но ночь. «Фигасе вздремнул!» — мысленно спохватился он, достал мобильник. «02–00» — высветилось на дисплее. «Ни раньше, ни позже подошли» — ухмыльнулся, позевывая, и поднял глаза на полицейских — но тех как ветром сдуло! — и в тот же миг Саня рухнул задом на что-то твердое и гладкое.

Осоловелый, все еще не пришедший в себя окончательно, он пытался нащупать скамейку, таращился по сторонам: дома на месте, деревья на месте, какие-то люди шастают в густых сумерках… но ощущение пустоты, безмолвной, давящей нарастало все отчетливее. И тут он понял, что бомбардир Василий Корчмин, отдыхавший напротив, исчез. А на его месте торчал, сверкая черными окнами, деревянный дом в три этажа. Да и все дома вокруг не подавали признаков жизни. Только над головой тускло светил четырехугольный фонарь с закопченными стеклами. Саня осторожно ощупал гладкие и холодные камни брусчатки, медленно поднялся и прислушался — вокруг могильная тишина. Сердце оборвалось и повисло на ниточке ужаса.

«Паспорт!» — мелькнуло в башке. Он обшарил карманы, оглядел мостовую, но очевидно менты исчезли с его орластым. — Да и на кой мне теперь доки? — подумал обреченно. — Дворнику предъявлять?»

Санек быстро шел, нет, почти бежал к дому, к своему затерянному в серой питерской ночи флигелю. Где-то глубоко в подсознании еле теплилась надежда, что там, откуда он вырвался днем, все встанет на свои места. Нужно только вернуться.

На углу Большого и Седьмой в первом этаже горел свет. За окнами мелькали люди. На освещенной фонарем вывеске искрилось «ТРАКТИРЪ ЗОЛОТОЙ ОЛЕНЬ». Возле стены громоздились, сложенные друг на друга плетеные кресла и столики.

Справа темнел сквер. Трамвайные рельсы блеснули под ногами, но никакого трамвая здесь еще утром не было!

Поворот, еще один! Простая и спасительная мысль — вот же дверь, а на ней металлический кружок электронного замка!

Оказавшись в квартире, Саня включил свет и бессильно заплакал. Его широкие плечи дрожали. Медленно дойдя до своей комнаты, он рухнул на кровать и сразу провалился в черную бездну. Но вскоре проснулся, что-то мешало дышать, будто на грудь ему положили кирпич. Он приподнял голову и увидел перед собой два огромных лиловых глаза, блестящих, впившихся в его подслеповатые со сна. Отмахнувшись от бесовских фонарей, как от наваждения, перевернулся на бок и облегченно вздохнул. Но сон уже не шел.

Летняя ночь быстро таял, как пломбир на блюдце. Предрассветная мгла заглядывала в окно. Кисейная занавеска вздрогнула от сквозняка. Щелкнул замок. Огромный кот прошмыгнул вдоль стены черной тенью и комната начала стремительно расширяться.

У стены замерцала белым кафелем печь. В углу вспыхнул желтый огонек лампады, освещая темную икону в серебре. Кровать под Саньком скрипнула и сделалась жутко жесткой. Он привстал, и увидел, у противоположной стены огромный сундук, прикрытый лоскутным одеялом. Детская рука и нога торчали из-под его края.

Саня стиснул зубы и зажмурился. Навязчивый кошмар измотал его, выжал насухо, будто центрифуга. Ни мыслей, ни эмоций. Он опустился на постель и замер, глядя в черноту перед собой.

Дверь скрипнула, кто-то быстро прошел по комнате и остановился рядом.

— Ну, здравствуй…

Глава 4

Едкий запах карболки ударил в нос. Парень открыл глаза. Перед ним стояла самоварная баба. Сквозь прозрачную рубаху проступали очертания ее пышного, крепкого тела. Распущенные по плечам волосы, отливали медью, луноликая, бледная, будто вымазанная сметаной, с запекшимся кровью ртом. Она глядела на квартиранта и глаза ее разгорались нечеловеческим лиловым огнем.

— Что же ты ко мне в кровать завалился. Нешто не видишь — я тута сплю. — И она бешено захохотала, сотрясая стены и выворачивая душу от ужаса. Но вдруг осеклась, протянула вперед руки. Его точно обожгло. Ладошки горчичниками легли на плечи. — Не бойся, потрогай меня…

Парень словно в гипнотическом сне поднял руки и положил их на бедра, приблизившейся почти вплотную бабы.

— Ну что чувствуешь? — спросила низким урчащим голосом. И Саня задрожал. Он не понял отчего, но дрожь все разрасталась. Зубы постукивали друг о дружку, а глаза были не в силах оторваться от ее пылающего взгляда. И тут на сундуке заворочились. Баба словно очнулась, кинулась к лежанке, выдернула из-под одеяла малыша в длинной рубашке и принялась ходить с ним по комнате взад-вперед, напевая что-то тоненько и нежно.

Точно в трансе он наблюдал за монотонными движениями, но плача ребенка не слышал, и когда баба, уложив дитя, обернулась, Санек отключился.

Солнце жарило физиономию, припекало, как блин на сковородке.

«Забыл опустить жалюзи», — подумал и подскочил на постели.

Вот же они — жалюзи. На подоконнике задергался мобильник, оповещая о принятом сообщении. Ровный звук работающего мотора