Резистент - Милена Оливсон

Наша комната оказывается достаточно большой, светлой и теплой. Два широких окна, занавески из светлого тюля, на стенах – свежая нежно-голубая краска; три новеньких кровати, у каждой – столик с двумя выдвижными ящиками. Зеркало почти в полный рост; высокий шкаф, письменный стол и стул на колесиках. Все чистое, белое или голубое, а на постельном белье та же эмблема с буквой «R», что на форме работников Центра. Мне понравилось сразу. Не хочу говорить плохо о своем доме, но в нем не было абсолютно ничего нового: вся мебель или стояла там еще до моего рождения, или изначально покупалась пользованной. И хотя я старалась поддерживать чистоту, моя спальня с обшарпанными обоями и скрипящими полами была настоящим клоповником по сравнению с этой комнаткой. Ната тоже повеселела; она улыбается мне, когда наши взгляды встречаются.

Вторую мою новую соседку, девочку с ярко-рыжими волосами, зовут Иванной. Вздернутый тонкий нос и большие черные глаза наводят на мысли о лисицах из детских книжек с картинками. Здесь нет Гарри, чтобы начать разговор, так что мы просто сидим на кроватях, думая каждая о своем, пока не зовут на завтрак.

В столовой оказывается, что Резистентных намного больше, чем я могла подумать. Шесть столов, за пятью из них примерно по десятку человек – выходит не меньше пятидесяти! Один из столов пуст – видимо, для нас. Неужели в Пентесе действительно столько людей, у которых есть иммунитет к вирусу? Почему о них никто не знает?

В столовой стоит оживленный гул, Резистентные обмениваются новостями и шутками. Похоже, в Центре не такая уж и строгая атмосфера. Как только мы входим, все взгляды устремляются на нас, а затем вдруг раздаются аплодисменты и приветствия. Смущенные и сбитые с толку, мы все садимся за единственный пустой стол. Почти сразу появляются две женщины-кухарки, перед каждым ставят здоровенную порцию дымящегося жаркого, а в центр стола – блюдо с бутербродами и пирожками горкой.

– Ну, не зря ехали, – выражает общую мысль Гарри.

Почти все мы набрасываемся на еду, как голодные звери. Со стороны, наверное, выглядит забавно, но нам не до того. Позади тяжелая ночь, а многие так не ели и в хорошие дни. Я уплетаю картошку за обе щеки, попутно откусывая от пирожка, и тревога улетучивается. Наконец мне хоть в чем-то повезло: у меня иммунитет, можно сказать, дар от природы, и теперь жизнь изменится – должна измениться! – к лучшему.

Затем нам всем выдают по комплекту униформы из майки, куртки, удобных спортивных брюк и кроссовок. Одежда дышит чистотой, и позже, в душе, я с удовольствием стаскиваю с себя пропахший горьким потом свитер, чтобы сменить на свежий костюм. После купания нам позволяют вернуться в комнаты и отсыпаться хоть до ужина.

Я была вымотана; казалось, что я усну, как только голова коснется подушки, – но теперь, как только я улеглась, сон улетучился. Ната и Иванна отрубаются мгновенно, я слышу их мерное посапывание. Чуть слышно, на цыпочках, прохожу к окну и сажусь на подоконник. День уже в разгаре. Окно выходит на задний двор, где снуют люди в униформе; они постоянно переходят из одного здания в другое и носят большие коробки.

Неприметная серенькая пичуга вдруг перелетает через забор, чуть было не задев колючую проволоку. Хорошо ей – может прямо сейчас слинять отсюда, если захочет.

Раздается выстрел; птица летит со стены вниз, похожая на комок мятой бумаги.

Когда жизнь меняется за одну ночь, трудно сразу привыкнуть и перестроиться. Я чувствую себя не в своей тарелке. Но не я одна: кажется, всем, даже Гарри, не по себе. После сытного обеда за нами приходит Адам, и мы, уже в униформе, отправляемся на экскурсию по комплексу. Двор тихий и почти пустынный; он кажется мирным и безопасным – даже не верится, что где-то здесь сидят снайперы, отстреливающие все живое, что проникает за забор. Почему здесь такая серьезная охрана? Мне хочется рассказать кому-нибудь о птице, которую подстрелили днем, но я не представляю, с кем здесь вообще можно поделиться мыслями.

Строение чуть меньше, чем наше общежитие, называется «Уран». Здесь находится что-то вроде школьного спортивного зала – но гораздо больше, чище и современнее. В одном углу натянута волейбольная сетка, в большой корзине – куча разноцветных мячей. Еще есть небольшое футбольное поле, а у стены – множество снарядов и тренажеров.

– Центр заинтересован в том, чтобы вы были здоровы и выносливы, – говорит Адам, – поэтому каждый день здесь будут проходить тренировки. Ничего сверхсложного.

Затем Адам ведет нас назад в «Нептун», где уже ждет на первом этаже господин Бернев. Он в форменных брюках, но вместо куртки – расстегнутый белый халат. Он сурово оглядывает нас, словно оценивает каждого. За его спиной стоит девушка, та самая, которая делала мне прививку. Я почему-то рада видеть ее, словно это моя старая подруга. А ведь подруг у меня отродясь не было.

– Добрый вечер, – здоровается Бернев с абсолютно каменным лицом. – Пришло время объяснить, что вы здесь делаете. Я с вами уже знаком и изучил личное дело каждого, вам меня также представили. А это – доктор Агата Мельник, с которой вам предстоит еще не одна встреча.

Теперь о цели вашего пребывания здесь. Ксенос. Вы можете многого не знать об этом вирусе, но всем вам известно, что он смертельно опасен. Ежегодно в городе умирает не меньше двадцати человек, несмотря на вакцинацию и другие меры защиты. Мы не можем прививать детей, так как вакцина часто убивает их. И мы не можем спасти тех, чей организм слаб и не способен бороться даже после вакцинации. Но благодаря таким молодым людям, как вы, чей организм с рождения способен оказывать сопротивление вирусу, ситуация может измениться. Уже шесть лет, с того дня, как мы обнаружили первого Резистентного человека, в ЦИР проводятся постоянные исследования. Мы изучаем кровь и иммунную систему Резистентных, с помощью чего постоянно улучшаем вакцину. Кроме того, из Резистентных мы формируем хорошо подготовленные отряды для исследований за стенами города.

– Мы можем выходить из Пентеса? – перебивает его Гарри.

– После надлежащей подготовки – да. Но, разумеется, не все.

Чему обрадовался Гарри, я не поняла. За стеной города нет ничего красивого или интересного, там абсолютно не на что смотреть. Безжизненная пустыня, в которой даже насекомые не водятся. Простое любопытство?

– Для каждого из вас это прекрасная возможность выбрать свою профессию самостоятельно и получить хорошее образование, – обводит нас взглядом Агата. – Распределение, которое вы должны были проходить осенью, могло сделать вас уборщиками или обслуживающим персоналом, но здесь вы сможете стать чем-то большим, если хорошо себя проявите. Многие Резистентные пополняют ряды врачей и исследователей.

Я часто задумывалась о том, что ждет меня после распределения. Оценки мои, скажем прямо, оставляют желать лучшего. Некоторые учителя относились ко мне хорошо, но большая часть, включая директора, давно решила, что я хулиганистая беспризорница, от которой одни проблемы. К сиротам вообще редко бывает хорошее отношение. Но смерть родителей, конечно, не оправдание, – я и сама не уделяла урокам много времени. Мне не было интересно в школе, и я не скрывала этого. Так на кого меня могли распределить? В лучшем случае отправили бы работать на фабрику или завод, как Артура. А ведь Артур мечтал стать инженером. Но кем стану я, даже если будет выбор?