Невеста страсти - Джо Гудмэн

— Скоро начнет.

Алексис хрипло покашляла.

Пауль подбоченился и засмеялся глубоким грудным смехом.

— Если уж ты так настроен получить эту работу — добро пожаловать. С этого дня ты будешь делить судьбу со всеми нами. Только потом не вздумай винить меня за то, что я нанял тебя. Скоро ты поймешь, что жизнь здесь совсем не мед, не то, что ты себе представлял.

Алексис озадаченно посмотрела на могучего моряка.

— Почему я должен вас винить? Это мое решение.

Пауль захохотал еще громче.

— Принимать решения в четырнадцать? Что ж, посмотрим, как ты готов отвечать за последствия своих решений.

Но, встретив взгляд ребенка, Пауль перестал смеяться. Мой Бог, мальчишка говорил серьезно. Пауль невольно поежился, представив на его месте кого-нибудь из собственных сыновей. Не приведи Господь служить на таком корабле. А ведь его мальчики были старше и крепче, чем этот заморыш. И все же мальчишка, кажется, хорошо знал, чего хочет. Паулю не слишком понравилось это выражение мрачной решимости в глазах несмышленыша. Как-то не вязалось оно с представлением о радостном, безмятежном детстве. Да и не только это. Даже ему, повидавшему виды человеку, стало слегка не по себе под взглядом мальчишки. Этот добьется своего во что бы то ни стало, и ничто и никто его не остановит. Впрочем, пауза затянулась, и Пауль решил сгладить неловкость.

— Как зовут тебя, сынок?

— Алекс.

— Просто Алекс, без фамилии?

Алексис молчала, обдумывая свой выбор. Она не хотела начинать новую жизнь, прихватив с собой из опостылевшего прошлого фамилию людей, лицемерно притворявшихся ее семьей все тринадцать лет, что она провела с ними. Но и иной у нее не было. Девочка скользнула взглядом по ряду домов на набережной, по вывескам магазинов, лавок и мастерских, и остановилась па той, что висела над булочной. Почему бы и нет? На крыльце этого дома она коротала первую ночь новой жизни, и женщина — хозяйка булочной, подарила ей этим утром больше тепла и доброты, чем приемные родители за всю жизнь. Алексис несколько раз про себя повторила слово, которое отныне станет неотъемлемой частью ее имени, надеясь, что произнесенное вслух, оно прозвучит естественно, не вызывая лишних подозрений у этого сурового великана. Ошибиться в этом деле было нельзя, а с грамотой дела у Алексис обстояли неважно.

— Денти, — сказала она. — Меня зовут Алекс Денти.

Пауль проследил за взглядом Алексис и, заметив вывеску, привлекшую ее внимание, с трудом удержался от улыбки. Надпись гласила «Pantry» — кондитерская.

— Ладно, Алекс Денти. Пошли со мной, я покажу тебе твою каюту. Тебе придется подписать несколько документов, в которых говорится, что ты согласился на эту работу по доброй воле.

Алексис показали маленькую каюту рядом с капитанской.

— Это твои хоромы. Тебе повезло — у тебя есть свой угол, но это потому, что капитану ты можешь понадобиться в любое время суток. Он любит, чтобы его юнга всегда был под рукой. Я прослежу за тем, чтобы тебе дали еще одежды. Думаю, кое-что из вещей прежнего юнги все еще на борту.

Пауль замолчал и, выдержав паузу, сказал:

— Прежний юнга умер, да будет тебе известно. Не выдержал. Но тебя это не слишком волнует, не так ли?

— С чего бы мне волноваться? Я-то сильный. Я помирать не собираюсь.

— Дай Бог, — пробормотал Пауль.

Он показал Алексис капитанскую каюту и достал документы, которые необходимо было подписать. Алексис вывела имя достаточно уверенно, но с фамилией произошла заминка. Пауль внимательно посмотрел на подпись, но предпочел ничего не заметить. Он чувствовал, как гордится собой этот мальчишка, быть может, впервые поставивший на бумаге подпись, и не хотел портить пареньку праздник. Может быть, найдется время, и тогда он поучит мальчика грамоте. Только едва ли получится. И еще, надо что-то делать с этим ужасным акцентом, сразу выдающим представителя лондонской нищеты. Но мальчик все больше нравился Паулю. Оставалось надеяться, что паренек и вправду окажется сильнее, чем его предшественник, и справится с требованиями капитана без чересчур трагических последствий.

— Еще одно, — добавил Пауль, собирая бумаги со стола, — не надейся улизнуть с корабля, когда мы приедем в Чарльстон. Тебя наняли на весь рейс, а он включает возвращение в Лондон.

Алексис едва не выдала себя, осознав, что ее план разгадали. Однако она не была бы собой, если бы не сумела взять себя в руки.

— Я знаю, — тихо ответила она.

— Увидим, — загадочно ответил Пауль.

Алексис еще не раз доводилось слышать это «увидим». Особенно часто Пауль повторял свою присказку, когда Алексис утверждала что-то слишком самоуверенно. Но девочка чувствовала, что, как бы Пауль ни ворчал, ему нравилась ее самостоятельность. Справедливости ради надо добавить, что она действительно редко попадала пальцем в небо, неведомым образом угадывая верный ответ.

Вначале капитан Уайтхед даже разозлился на своего первого помощника за то, что тот нанял малолетку. Прежнего юнгу похоронили, как положено, в море, и капитан настоятельно потребовал в следующий раз нанять парня постарше. Но Алексис не подкачала, выполняя приказы почти безупречно. В конце концов капитан был вынужден признать, что выбор Пауля Эндрю оказался удачен.

Алексис часто задумывалась над тем, как бы поступил Пауль, узнай он, что она девочка. Хорошо, что ей удавалось скрывать свою тайну так долго. Этому, конечно, способствовало то, что у нее была своя каюта, в то время как вся остальная команда спала в гамаках на палубе. Алексис никогда не забывала на ночь закрывать дверь каюты на задвижку, как предложил ей Пауль, и держалась по его же совету подальше от матросов, звавших ее «хорошеньким мальчиком». Впрочем, она и сама осознавала опасность, которую представляли для нее эти люди.

На кого она действительно могла положиться в трудную минуту, так это на Пауля. Его грубовато-резкая манера общаться становилась мягче по мере того, как они лучше узнавали друг друга. Алексис перестала его бояться, и гигантские размеры первого помощника уже не воспринимались ею как нечто угрожающее. В Пауле Эндрю, по оценке Алексис, было не меньше шести футов роста, но все эти горы мускулов он нес так, будто вообще не чувствовал собственного веса. Черные волосы его и черная борода были одинаково темными, если не считать нескольких седых прядей. Солнце и соленый ветер задубили кожу на его лице, но, улыбаясь, Пауль словно сбрасывал с себя груз прожитых лет. С легкой грустью рассказывал он Алексис о своем доме, о семье, живущей на севере Англии. Она была благодарна ему за то, что он стал ее другом. Все на корабле уважали Пауля, и те, кто продолжал думать о ней как о «хорошеньком мальчике», предпочитали держаться от нее в стороне, опасаясь ее могучего покровителя. Пауль относился к Алексис как к сыну, и пусть даже он делал это ради того, чтобы скрасить тоску по собственным детям во время рейса, — Алексис все равно гордилась собой и своим другом.