Подарок для миллиардера - Амелия Борн

Накатившее сумасшедшей волной отчаяние при виде его удаляющейся спины сподвигло меня к решительным действиям. Я кинулась следом, чтобы задержать его, но у стоявшей у дверей охраны были относительно меня те же планы.

– Сюда нельзя! – грубо отрезал один из охранников.

И тут я вдруг не выдержала.

Рыдание вырвалось из груди само собой. И как ни пыталась, остановить его я не могла.

Чем и впечатлила второго охранника.

– Эй, ты чего ревешь? – спросил он меня и, взяв за локоть, отвел в сторонку. – Тут это… реветь не положено!

На то, что тут реветь не положено, моей нервной системой было в свою очередь тоже положено. Остановиться никак не получалось.

– А ну это… прекращай! – блеснул снова своим словарным запасом охранник.

– Нннне могу! – выдавила я с трудом.

Господи, гормоны это, что ли? Я ведь вовсе не была по жизни плаксой. У нас на окраине такие просто не выживают.

– Ну чего тебе надо-то тут? Несколько дней ошиваешься, я заметил! – продолжал говорить мужчина.

– Мне надо поговорить с Ильей… Родионовым, – собравшись с духом, сказала я и посмотрела на охранника с надеждой.

Он же в ответ только почесал задумчиво брутально блестящую лысину.

– Ну ты и придумала! Он же шишка ого-го какая! С ним поговорить все хотят, да не все могут!

Спать, видимо, с ним тоже не всем дано. Я прямо выиграла суперприз в ту ночь! Вот только содержать его мне было не на что.

– Это очень важно, – попыталась я убедить охранника. – Мне надо всего одну минутку!

Ну да, чего уж там долго ходить вокруг да около. «Здрасьте, я беременна!» будет вполне содержательной беседой.

– Минутку – это сложно организовать… но помогу тебе, так и быть, – наконец смягчился охранник. – Подружка моя секретаршей у него трудится. Говори, чего передать надо.

Говорить о таком посторонним я была не готова. Но и упускать возможный единственный шанс не могла тоже. Поэтому, быстро достав из сумочки блокнот, написала короткую записку и указала свой номер телефона.

– Может, вы сможете передать? Пожалуйста, – попросила я, протягивая сложенную вдвое записку.

– Ладно уж, – кивнул охранник, беря бумагу из моих рук. – Жди тут.

Я прождала более получаса прежде, чем знакомый охранник снова вышел ко мне. В руках у него была та же самая записка.

Мое сердце упало. Родионов, видимо, даже читать ее не стал.

Но все оказалось не так.

– Ответ внутри, – коротко сообщил охранник и удалился прежде, чем я успела сказать ему хотя бы «спасибо».

Дрожащими пальцами я развернула записку и потрясенно уставилась на несколько тысяч рублей, вложенных внутрь.

Размашистым мужским почерком, явно второпях, под моим посланием было приписано:

«Сделай аборт. Удачи».

Сглотнув, я смяла записку в кулаке. Излюбленный мужской способ избавляться от проблем! Которому я вовсе не собиралась следовать.

Семь месяцев спустя, снежной зимней ночью, на свет появилась моя бесценная девочка.

Я назвала ее Снежаной.

Когда однажды вечером в дверь внезапно позвонили, я пошла открывать, не задумываясь.

Хотя следовало бы. Ведь, как правило, к нам никто не приходил. Кроме разве что соседей, но те, зная о младенце в доме, обычно деликатно стучали. Потому что помнили – Снежана очень не любит постороннего шума. Она предпочитала устраивать его сама.

Вот и сейчас дочка разревелась, протестуя против резкой трели. Подхватив ее на руки, чтобы успокоить, я устремилась к входной двери. Подумала, что кто-то из соседей нажал звонок чисто автоматически.

Тетя Люда из соседней квартиры заходила в гости довольно часто. Обычно она, как и другая соседка, Катя, приносила лишние продукты, чтобы как-то нам помочь. Как правило, это было то, что залежалось в холодильнике и у чего уже того гляди истекал срок годности.

Но я была благодарна и за это. Все мои скромные сбережения сейчас уходили на дочку. Часто я не доедала сама, чтобы купить своей девочке самое необходимое. В последние пару дней стало немного полегче – я вернулась на работу в паб и Семеныч позволял мне забрать домой невостребованную за день готовую еду, оставшуюся на кухне.

Работала я теперь в ночную смену, потому что дочка в это время обычно спала, как ангелок. А если все же просыпалась (что случалось изредка), я знала – несмотря ни на что, моя мама за ней присмотрит.

Обычно Снежана быстро успокаивалась, когда я брала ее на руки. Но не в этот раз. Словно знала, что должно произойти. Если бы это знала заранее и я…

– Это вы Ольга? – поинтересовалась у меня красивая ухоженная девушка, когда я открыла дверь.

Ольга? Я не могла вспомнить, чтобы в последнее время называлась кому-то этим именем. Кроме того уже давнего случая с Ильей Родионовым…

– Нет, вы не туда попали, – ответила я и хотела было закрыть дверь, но незнакомка с неожиданной для такой изящной девушки силой ее придержала.

Я заметила, как ее глаза жадно впились в Снежану, которую я держала на руках. От этого взгляда мне стало не по себе.

– Вы родили ребенка от моего мужа.

Незнакомка не спрашивала, она утверждала. И по-прежнему не сводила глаз с продолжавшей плакать Снежаны.

– Она всегда так орет? – поинтересовалась девушка неодобрительно.

– Нет, – ответила я обескураженно и добавила:

– С чего вы взяли, что…

– Меня зовут Валерия Родионова. Илья Родионов – мой муж. С которым вы переспали.

Я вздрогнула. Этим именем было сказано все. Не оставалось сомнений – передо мной действительно была его жена.

Выходит, что Родионов признался ей в своей измене? Впрочем, это уже не имело для меня никакого значения. Я просто не понимала, что этой женщине здесь нужно? Чувствовала лишь еще большую потребность защитить Снежану, спрятать дочь от этого странного взгляда…

Может, жена Родинова считала, что я стану требовать у Ильи алименты? Но между нами ведь все уже было выяснено. Он вообще должен был считать, что я использовала ту подачку на аборт!

Нет, я решительно ничего не понимала.

– Я могу войти? – поинтересовалась, тем временем, гостья. – У меня к вам важный разговор.

Я всем своим существом чувствовала, что не захочу услышать ровным счетом ничего из того, что она может сказать. Но также понимала – просто так эта дамочка не уйдет.

Посторонившись, я позволила ей пройти. И тут же перехватила ее презрительный, полный отвращения взгляд, которым она оглядела мою квартиру, с отклеивающимися то там, то сям обоями и вытертым линолеумом под ногами.