История рыцарства во Франции. Этикет, турниры, поединки - Гюстав Коэн

«И я иду с Роландом, – подхватил Готье. – Я его человек [вассал]: он дал мне лен». И ушло их двадцать тысяч рыцарей. Аой!»

Роланд получил свой меч Дюрандаль от Карла Великого (Рол., 1120–1121): «Мой добрый меч, врученный мне королем», что на языке XI века означает, что он получил меч, когда король посвящал его в рыцари. Его соратники, которых созвал Турпен, советуют ему рубить сильно: «На рыцарях надежные доспехи» (Рол., 1143).

Роланд, направляющийся на битву, действительно является портретом вооруженного рыцаря (Рол., 1152–1158):

Роланд мчит верхом по долине.

Его конь Вельянтиф резв и горяч.

Ему к лицу доспехи и оружие.

В руке он держит копье,

Грозно направив острие к небу.

На копье развевается белый значок,

Бахрома спадает до плеч и рук.

Граф прекрасен телом, смел и светел лицом.

А вот прощальные слова, сказанные Роландом в Ронсевале над павшим Оливье:

Ты мог преломить копье, расколоть щит,

Преподать урок гордецу и поразить злодея.

Поддержать и дать совет тому, кто честен,

И никто не был лучшим рыцарем, чем ты.

В этом весь рыцарский идеал, изложенный в четырех строчках; и он никак не отличается от оценки архиепископа Турпена, которого Роланд провозглашает (Рол., 2252):

О, славный рыцарь из хорошего рода.

Для Роланда меч, врученный ему Карлом Великим, почти персонифицирован, едва не обожествлен:

О, Дюрандаль, как ты прекрасен, светел, бел!

Как блещешь и сверкаешь ты на солнце!

Если нельзя говорить об обожествлении в полном смысле слова, то, во всяком случае, по Божьему повелению ангел передал его Карлу Великому, который вручил его своему лучшему вассалу (Рол., 2319–2320):

И меня тобою препоясал великий король.

Роланд приписывает своему мечу завоевания, которые совершил. Чтобы Франция не подверглась позору, если его меч будет обращен против нее, Роланд пытается сломать его о скалу, но тщетно. Возможно, из-за священных реликвий, заключенных в рукояти. Ему не остается ничего иного, как, умирая, лечь ничком на землю, прикрыв телом и меч, и Олифант (рог), в который он трубил, призывая Карла. Он лег головой к стране язычников, чтобы те, кто найдут его, сказали, что и погибнув он победил.

Роланд покаялся в грехах перед Богом

И в качестве залога протянул перчатку.

Протянутая Богу перчатка, которую заберут ангелы, – знак признания вассальной зависимости, один из символов реванша церкви над рыцарством. Здесь происходит как бы взаимопроникновение обычаев. Но последние слова умирающего героя заимствованы из заупокойной службы (Рол., 2397):

Погиб Роланд, и Господь принял его душу.

Картина сражающегося рыцарства в «Песни о Роланде» не полна, но вполне точна, к тому же к ее достоинствам следует отнести довольно точную датировку: третья четверть XI века. Однако в ней нет особого подчеркивания опоясывания оружием (это понятие употребляется в значении «вооружиться»), существования некоего военного сословия, стоящего над «посаженным на землю» (то есть наделенным фьефом) феодализмом и особых обязательств, ложащихся на рыцаря в отношении не только его сюзерена, но и человечества в целом. Все это показывает нам институт скорее складывающийся, нежели уже сложившийся, приобретший окончательные формы и обладающий четкими кодифицированными правилами.

Поэма о Гарене де Монглане включает в себя «Песнь о Гийоме»[7], обнаруженную в 1903 году, и уже это является причиной поговорить о ней, поскольку Леон Готье в своем обширном исследовании «Рыцарство» (Париж, 1894) не мог упомянуть ее. Она датируется XI веком, как и «Песнь о Роланде», но первые ее варианты, возможно, появились еще в X веке.

В ней изображены два посвящения в рыцари, проведенные Гийомом: Вивьена, который добавляет к обычной клятве обещание никогда не отступать в бою, и Ги Ребенка (Вибеллинуса во фрагменте на латыни, хранящемся в Гааге), которое изображено в несколько юмористическом ключе.

Одной из самой лучших сцен является финальная исповедь Вивьена Гийому, его дяде, который заменяет священника, что в очередной раз свидетельствует о тесной связи между рыцарством и церковью в тот век складывания рыцарства как института. Очень экспрессивно говорится о посвящении:

У ручья, воды которого чисты и прозрачны,

Под ветвистым и тенистым оливковым деревом,

Барон Гийом нашел Вивьена.

На теле было пятнадцать ран, таких,

Что от малейшей умер бы эмир.

И он тихо жалеет его:

«Сир Вивьен, несчастье принесла тебе, барон,

Храбрость, что дал тебе Господь!

Не так давно был ты посвящен,

Ты обещал и клялся пред Господом,

Что не станешь убегать с поля боя.

Ты не пожелал нарушить свою клятву.

Потому ты и лежишь убитый.

Скажите, прекрасный сир, могли бы вы поговорить со мной[8]

И поручить свое тело Богу?

Если вы верите в того, кто был распят на кресте,

Могли бы причаститься освященным хлебом, что есть у меня».

Вивьен открыл глаза, посмотрел на дядю

И заговорил с ним:

«О, прекрасный сеньор, – сказал Вивьен барону, —

Я верю, что истинный Бог,

Который сошел на землю спасти свой народ,

Был рожден в Вифлееме Девой

И умер распятым на кресте,

Пронзенный копьем Лонгина,

И кровь его текла по боку.

И за эту кровь Господь его помиловал.

Господи, признаю свою вину, за все беды,

Что совершил с самого рождения, за все грехи прости,

Дядюшка Гийом, дайте мне освященный хлеб».

«Ах! – сказал благородный граф. —

Кто верит, никогда не будет проклят».

Он подбежал к воде омыть свои белые руки,

Вынул из сумки освященный хлеб

И вложил ему в рот.

И он проглотил кусочек.

Потом дух вышел из него, и тело застыло.

Увидел это Гийом и заплакал.

Поднял его на коня,

Желая отвезти его в Оранж.

Следующий момент показывает еще более неожиданный союз рыцарства и литературы в ту далекую эпоху; в «Песни о Роланде» часто ссылаются на песни, посвященные воинам, иногда исторические, иногда сатирические.

Так пусть не сложат о нас злую песню, —

говорит Роланд в стихе 1465.