Одна жажда на двоих - Ева Ночь

— Но крепко держит за поводок, чтобы не смел дёргаться не в ту сторону, которая ей неугодна, — в голосе Влада — горечь. Яд разъедает его изнутри. — Ты не понимаешь? — смотрит он Стефану в глаза. И такой у него взгляд, что даже бесстрастному Нейману хочется поёжиться или опустить веки, чтобы не испытывать на себе режущую лазерную силу Владовых глаз. — Ты правильно сказал: она позволяет, а это значит, что как только я сделаю шаг, который ей не понравится, поводок превратится в удавку. Проделает это точно так, как сделала с моим отцом. Прикуёт намертво, чтобы не смел шевельнуться. Будет дёргать за нити, как чёртов кукловод.

Стефан всё же позволяет себе спрятаться за ширмой ресниц. Не опустить взгляд, нет. Это его не достойно — уходить от некоего вызова. А то, что Влад заигрался и явно хочет переступить грань дозволенного, он понимает слишком чётко.

— Ты ничего не добьёшься, если будешь бунтовать, как подросток, которому запрещают пить, курить и шляться по бабам.

— Было бы куда проще, если б от меня требовали именно это, — снова невесело ухмыляется Влад. — Но чем ты старше, тем ставки выше. А запреты — всё дебильнее. Ладно, разберусь. Не первый раз. Да и ты мне не нянька, Стеф. Вполне понимаю твоё желание выйти из тени, обрести вес, статус, стабильность. Рано или поздно всё это должно было закончиться. Почему бы не сейчас? Мы давно не дети, ты прав. И каждый волен поступать так, как хочет. Я уважаю твой выбор.

«Но не согласен с ним», — читает Стефан между строк. В лице Влада — упрямство. То самое выражение, когда его ни уговорить, ни переломить, даже если все факты против. У него иногда так бывает: закусит удила и мчится, как бешеная лошадь. В такие моменты до него не достучаться. Возможно, позже, когда он остынет или наломает дров.

Стефан поможет ему выбраться. Не первый раз. Но больше он не хочет плыть в лодке, которую перевернёт даже слабый ветер. Или она напорется на рифы, что с лёгкостью проломят её утлое дно.

— Подумай, — Нейман всё же проговаривает главное и забирает бумаги, которые Влад принёс на встречу. — А с этим я разберусь.

— А потом — жизнь с нуля? — снова усмехается Астафьев. У него как приклеилась эта кривая улыбочка. — Станешь благопристойным господином Нейманом?

— Да, — кивает Стефан. — Самое время взрослеть и не жить одним днём.

Он уходит и чувствует долгий взгляд Влада, что прожигает ему лопатки. Пусть. Ему тоже не мешает задуматься о будущем. А Стефан сказал, что хотел, и сделал очень важный шаг вперёд, оставляя за собой безрадостное прошлое.

У Стефана теперь есть будущее. Имя ему — Элина.

Он сидел в машине и барабанил по рулю — отбивал ритм какой-то давно забытой песни. В голове жила только мелодия, да и то смутная.

Усталость накатила на Стефана, как товарный поезд в сто гружённых под завязку вагонов. Весь день он провёл в офисе, то разбираясь с бумагами, то вися на телефоне, чтобы разрулить ситуацию с последней партией товара.

Обычная работа, выжимающая все соки. Работа, отнимающая силы и время. Работа, которой он жил несколько последних лет.

Ему бы лететь на безумной скорости туда, где ждёт его девушка, что смогла пробраться под броню, а он не спешит.

Его будущее сейчас проигрывало прошлому, что накатывало, как тошнота, не давало покоя, не желало выпускать из своих крепких объятий сознание, где яркими всполохами всплывали картины — кадры личного ада Стефана Неймана…

* * *

— Если хочешь, можешь сесть со мной.

Влад Астафьев и в девять выглядел очаровательно: тёмные волосы, чуть лукавые карие глаза, ямочка на левой щеке. Улыбчивый очаровашка. Одного ему не хватало: в девять он явно отставал в росте, по сравнению с другими одноклассниками, а поэтому сидел за первой партой на среднем ряду.

Стефан был самым младшим в классе: перескочил со второго класса сразу в четвёртый. Но самое страшное не это. Стефан Нейман был чужаком. Выскочкой. Парией.

Бизнес его отца стремительно пошёл вверх, а поэтому статус обязывал: новый дом с прислугой, новые машины. А для Стефана — новая элитная школа с углублённым изучением языков и экономики. Гимназия, где учились отпрыски достаточно состоятельных родителей.

На Стефана смотрели свысока. Все, кроме Влада. Он был единственным, кто протянул ему руку. Так родилась их дружба.

Стефан не нуждался в поклонении и почестях. Стеснительный, робкий, впечатлительный по натуре, он и раньше не любил толпу, а поэтому симпатии одного единственного человека ему хватило с головой, чтобы не чувствовать себя абсолютным нулём.

Позже было всё: зависть, ненависть, козни, издевательства тех, кого он легко обошёл по многим статьям. Стефан бы тяжело переживал всё это, если бы не Влад Астафьев.

Они дополняли друг друга. Зажатый нелюдимый Стефан и общительный Влад, о котором нередко говорили: шило в заднице. Он умел очаровывать, сводить к шутке любую гадость.

Точно с такой же виртуозностью Влад умел врать, не моргнув глазом, и мстить с улыбкой на лице. Ему прощали всё. За лёгкий характер, внешнюю неконфликтность. И только Стефан знал, какой он на самом деле.

— Мир не должен видеть твоих слёз! — пафосно цитировал Астафьев кого-то из старших. А может, стырил эту фразу в социальных сетях и легко присвоил себе. — Что бы ни случилось — улыбайся! Пусть сдохнут враги, пусть подавятся завистники!

Стефан так не умел, поэтому учился отмораживаться. Это ему удавалось лучше.

Они многому учились друг у друга. Разные, но в том крылась их сила, что умножалась при взаимодействии.

Они ходили друг к другу в гости, но как-то так вышло — больше к Стефану со временем.

— Ну их, — махал рукой Влад в сторону своих родителей. — Вечно всем не довольны. Туда не ходи, с тем не дружи.

Так Стефан понял, что Астафьевы его не жалуют. Но им с Владом хватало школы и совместного времяпровождения на нейтральных территориях: Нейманам их дружба нравилась.

— У настоящего мужчины, — говорил Стефану отец, — должен быть пусть один, но верный друг. Тот, с кем не страшно в огонь и воду, к кому можно повернуться спиной и знать: не ударит, а защитит. Я рад, что у тебя такой друг есть.

Стефану казалось, что отец его недолюбливает. За порывистость, впечатлительность, ранимость. Отец вечно хмурился и отчитывал, выказывал недовольство и учил быть пожёстче. У Стефана получалось плохо. Зато отцу нравился Влад: стрессоустойчивый, неконфликтный, умеющий за себя постоять.

— Не расстраивайся, — сглаживала углы мама, что всегда чувствовала его очень хорошо, — ему просто тяжело принять другого человека не по своему образу и подобию. Ему кажется, что если ты его сын, то должен быть во всём на него похож, а так бывает очень редко. Ты индивидуален, и это прекрасно.

Она всегда его понимала. Умела находить нужные и важные слова. Всегда улыбалась и, наплевав на отцовские запреты, самостоятельно возилась на кухне, презрев элитного повара, что нанял отец, как только они приобрели «статус». Положение, которое ещё нужно было отвоёвывать и отвоёвывать. Но отец к этому стремился. Упрямый. Жёсткий. Деловой. Человек, что ставил цели и добивался своего. Сумел подняться и не собирался падать.