Защитница. Гроздь винограда в теплой ладони - Иосиф Гольман

– И на сколько ж похудела?

– На сто килограмм!

Это Волик Томский вылез из своего кабинета, лучший друг и Ольги, и Багрова. Вот он, женившись на математике-виолончелистке Марине (и такие водятся в пятнадцатимиллионном городе!), точно полцентнера скинул. Субтильная умничка Марина управлялась с огромным куражным Воликом, как дрессировщик со львом. А иногда и как тореадор с быком, разве что не делала из любимого котлет. Впрочем, Волику все было в счастье, лишь бы некрасавица-жена была рядом. Любовь – это всегда чудеса.

– Ну, не на сто, конечно, – парировала Шеметова. И поскольку в конторе не было Багрова, сказала правду: – На двадцать семь.

– Ох ты! – всплеснула руками Валентина. Она полностью прозевала «сбычу мечт» всего женского населения планеты. – А как тебе удалось? Что за диета?

– Лучшая диета – несчастная любовь, – объяснил Волик, бывший в курсе всех главных событий в жизни Шеметовой и Багрова.

– Так вы ж и так все время ссоритесь, – не поняла секретарша. – А ты все такая же, – неделикатно закончила она.

Впрочем, деликатность никогда не была коньком Валентины Семеновны.

– Они тогда не поссорились, – добродушно объяснил Волик. – Они расстались навсегда. Типа навечно.

– Болтун, – прокомментировала Ольга.

Хотя после той глобальной ссоры с любимым и сама так думала. Наревелась тогда вволю. И поссорились-то не из-за ревности или чего серьезного. Поспорили по конкретному делу, которое вели совместно. Обычно Шеметова всегда уступала, здесь же – войдя в силу – стояла насмерть.

В ссоре были целых три месяца, показавшиеся обоим вечностью. После чего Багров вновь переехал к ней, и они приняли совместное решение: никогда больше не входить равноправными партнерами в одно и то же судебное производство. Помогать друг другу – пожалуйста. Работать вместе – только если решат развестись.

«Хотя для того, чтобы развестись, сначала надо жениться», – мрачно подумала в тот момент Ольга.

Им было хорошо вместе, во всех отношениях хорошо. Но любимый разговора о свадьбе не заводил, а Шеметова была слишком горда, чтобы начать его первой.

– И, ничего не делая, потеряла двадцать семь кило? – не могла успокоиться Валентина Семеновна.

Как известно, дам по-настоящему мучают всего две проблемы. Обе выдуманы хитрыми маркетологами – лишний вес и целлюлит. Но выдуманы так ловко, что дамы могут говорить о них вечно.

– Ничего не делала, – подтвердила Ольга.

– Рыдала и не ела, – объяснил Томский. – Закон сохранения масс. Если из тела что-то вытекает и ничего не втекает обратно, то тело худеет.

– И было мне, худой, очень даже не по себе, – призналась Валентине Шеметова.

– Да ладно, – не поверила та. – Не рыдала от счастья, глядя в зеркало?

– По Багрову она рыдала, я ж сказал, – встрял Волик, вообще-то тоже не очень деликатный; деликатным в конторе был разве что Гескин, юрист старой закалки. Даже очень старой.

– Ладно, сейчас все объясню, – решила разом закрыть вопрос Ольга. – Я была стройной всю весну.

– И к тебе начали приставать мужчины? – навострила уши Валентина Семеновна.

– Мужчины ко мне всегда имели интерес, – гордо заявила Шеметова. – Взрослые и умные. Расширявшие мой кругозор. Но тут к худой Ольге Шеметовой начали приставать юнцы. Сопливые и дерзкие. Средний айкью пристающих упал минимум на тридцать пунктов.

– Ты проверяла каждого? – ехидно поинтересовался Волик.

– Там проверять было нечего. Айкью пропечатан у каждого в глазах. Нужно только уметь читать. А уж когда рот раскрывали…

– Не поверю, чтоб тебе не понравилось жить худой, – замотала головой секретарша.

Это нелепое предположение напрочь разрушало все ее прежние представления о женском счастье.

– Не понравилось, Валентина Семеновна, – подтвердила Ольга. – Мало того, что я похудела. Я еще и помолодела на десять лет. В итоге умные мужчины перестали обращать на меня внимание, боясь обвинения в педофилии. А потенциальные клиенты заглядывали в кабинет, извинялись и уходили.

– А еще ее из суда выгнали, – захихикал Волик. – Тут все ржали.

– Реально, – подтвердила Шеметова. – Я сидела за столом, вот-вот должно было начаться заседание. Подошел пристав и сказал: «Девочка, освободи место, сейчас адвокат придет».

– А как ты начала полнеть? – все еще не могла прийти в себя Валентина Семеновна. – Специально, что ли, жиры ела?

– Нет. Она пала на колени перед Багровым, и он вернул ей фигуру, – подсказал Волик.

– Это он передо мной падал на колени, – отпарировала Шеметова.

И тоже сказала неправду. На колени друг перед другом они, выражаясь фигурально, упали одновременно, когда поняли, что поодиночке уже невмоготу.

– А теперь кто перед кем падать будет? – поинтересовался проинформированный насчет последней ссоры Волик.

– Как получится, – честно ответила Ольга.

Едва вошла в кабинет и разобрала на столе бумаги, как зазвонил телефон.

Звонил Шамиль Гадаев. Уже второй раз за день. А до того пропал на пять лет, хотя в университете дружили.

Впрочем, это была особенная дружба, дружба-соперничество.

В каждом сильном вузе есть учет студентов по степени таланта и успехов. Где-то учитывают официально, где-то не очень, однако подобные данные всегда интересуют не только потенциальных работодателей, но и самих студентов, подогревая их честолюбие и старания.

Так вот, до перехода Шеметовой из Воронежа Шамиль был вторым на курсе. Это очень круто – быть вторым на курсе такого вуза, как Московский государственный университет. Ольга же, завершив переходный – «карантинный» – период, на это место позарилась.

Первое место даже не обсуждалось: его, всерьез и навсегда, занял длинный тощий очкарик Марк Ланцман. Впрочем, жизненный опыт говорит, что из номера один обычно получается выдающийся ученый, но никак не выдающийся практик. А вот номер два – другое дело. Это и есть мечта прокуратур, адвокатских контор и юридических отделов крупных компаний.

Короче, все три года до выпуска между Шеметовой и Гадаевым шла ожесточенная борьба за престижное место. На них даже пытались делать ставки. Впрочем, это было нелегким делом, потому что шли «спортсмены», говоря языком ипподрома, ноздря в ноздрю.

Это не мешало им, не забывая о соперничестве, дружить: оба сделали себя сами, оба пробивали себе дорогу выдающейся головой и максимальным трудолюбием.

Вторым универ окончил все-таки Гадаев. Шеметова не слишком огорчилась, поскольку уже нашла себя в специальности. Осталось лишь теплое чувство к вечному другу-сопернику, можно сказать, частице студенческой юности.

С тех пор Гадаев заматерел.