Цена обольщения - Лесия Корнуолл

В отличие от сестер Эвелин было безразлично, в чем она будет одета, когда люди станут таращиться на нее и шептаться за ее спиной. Она крепко сцепила пальцы, надеясь, что внутренней силы хватит, дабы противостоять пренебрежительным взглядам и оскорблениям.

Старлинг подал Шарлотте внушительных размеров тарелку с копченой колбаской и тушеными почками, и та облизнулась.

— Должно быть, тебе не терпится вновь увидеть Сомерсон-Хаус, Шарлотта? — с надеждой спросила Эвелин.

Правила приличия требовали присутствия в ее доме компаньонки в отсутствие мужа, и поэтому сестры жили с ней по очереди, несмотря на протесты Эвелин. Постоянное присутствие рядом с ней одной из сестер давало понять обществу, что, несмотря на совершенные мужем преступления, Эвелин остается уважаемой вдовой. Кто поверит в ее причастность к деяниям Филиппа Реншо, когда графини Сомерсон, Фрейн и виконтесса Уилтон по-прежнему рядом с ней?

Если, конечно, не принимать во внимание тот факт, что ее сестры считались глупейшими женщинами Лондона.

— Дети приедут в этом году в город? — спросила Эвелин в надежде, что забота о доме и детях отвлечет внимание сестры от ее персоны.

Шарлотта сунула в рот внушительную порцию еды, и к горлу Эвелин подступила тошнота.

— Я наняла несколько дюжин служанок и лакеев для наведения порядка в доме и целую армию нянек для присмотра за детьми. — Она наколола колбаску на вилку и смачно откусила. — Кстати, о слугах. Моя служанка сообщила, что последний из остававшихся в твоем доме лакеев уволился, чтобы отправиться служить в армию.

Эвелин перевела взгляд на Старлинга, и тот сочувственно кивнул. Сердце Эвелин упало. Трудно найти слуг, которые согласились бы работать у жены предателя. Вот и ее единственный лакей предпочел риск на поле боя хорошо оплачиваемой должности в Реншо-Хаусе. И даже не попрощался.

Эвелин вновь вспомнила о спасшем ее солдате. Даже несмотря на потертый мундир, он был настоящим героем. Ей оставалось лишь надеяться, что покинувший ее лакей проявит такую же смелость.

— Поживи в Сомерсон-Хаусе, — пробормотала с набитым ртом Шарлотта. — В твоем собственном доме слишком много работы, а слуг мало.

Да уж, теперь, когда здесь гостила Шарлотта, работы действительно хватало. Одна лишь кухарка была занята день и ночь.

— Я не хочу вас обременять, — твердо ответила Эвелин. — Просто найму нового лакея.

Шарлотта фыркнула:

— Кто захочет здесь работать? — У нее хватило такта залиться румянцем. — О, прости, Эви, но это на самом деле так.

Эвелин вздернула подбородок.

— Я лишь стану путаться под ногами. Ведь ты будешь слишком занята подготовкой к балу.

Шарлотта проглотила остатки колбаски, чтобы обрести способность говорить:

— Он состоится всего через несколько недель, но Сомерсон говорит, что семейные неурядицы не должны помешать нашим планам. Он велел мне вести себя так, будто бы ничего не произошло. И я последую его совету с помощью Элоизы и Люси. И ты тоже не останешься в стороне. Мы — дочери графа Тилби, и никто не имеет права насмехаться над нами.

Эвелин с трудом подавила улыбку. К сожалению, граф Тилби так и не дождался наследника, поэтому титул умер вместе с ним. Правда, Сомерсон подал ходатайство о восстановлении титула, в надежде присоединить его к своим собственным.

Конечно, никто не смел насмехаться над тремя старшими дочерьми графа Тилби открыто. И все же каждое их появление в высшем свете сопровождалось тщательно скрываемыми за веерами смешками.

Эвелин появилась на свет довольно поздно и была совсем ребенком, когда ее старшие сестры ворвались в высшее общество подобно труппе акробатов. Титул и богатство превратили их в весьма желанных дебютанток, и вскоре каждая из них подыскала себе соответствующего ее положению в обществе супруга. Очевидно, щедрое приданое затмило многочисленные недостатки сестер.

Будучи подростком, Эвелин часто слышала сплетни о сестрах и рассказы об их тщеславии, обжорстве и бестактном поведении. Все это научило Эвелин вести себя с достоинством, слушать больше, чем говорить, и использовать голову не только для демонстрации модных шляпок.

— Если не хочешь погостить в Сомерсон-Хаусе, Эви, поедем хотя бы со мной к модистке. Новый гардероб поможет тебе справиться с меланхолией и чувством вины. Сомерсон говорит, что ты будешь приглашена к нам на бал, несмотря ни на что, поэтому тебе просто необходимо новое платье.

Эвелин заерзала на стуле, тотчас же ощутив каждый из синяков на своем теле.

— Не сегодня.

— Но если это ужасное платье — лучшее, что у тебя есть, то визит к модистке просто жизненно необходим!

Эвелин запахнула шаль поплотнее.

— И тем не менее у меня на сегодня иные планы.

Шарлотта шумно вздохнула, и Эвелин ощутила запах съеденных сестрой почек.

— Опять поедешь в приют, полагаю. Если бы у тебя были свои дети, не возникло бы необходимости…

Шарлотта осеклась, когда Эвелин вскинула голову и густо залилась краской.

— О, прости, — забормотала Шарлотта. — Но ты могла бы погулять с моими девочками в парке, если тебе так уж хочется общения с детьми, или навестила бы мальчиков Элоизы. Глоток свежего воздуха тебе совсем не повредил бы.

При упоминании о парке желудок Эвелин болезненно сжался. Она представила кровь и взгляд злобных глаз. На этот раз в парке не будет солдата, чтобы прийти ей на помощь.

— Может быть, завтра, — произнесла Эвелин, поднимаясь со своего места. — Поезжай к модистке, Шарлотта.

Шарлотта положила наконец вилку.

— Я так и сделаю, но предупреждаю тебя: Элоиза немедленно отвезет тебя к своей модистке, едва только увидит, что на тебе надето. — Она повернулась к Старлингу. — Пусть кухарка приготовит пирожные с айвой. Я их обожаю.

Эвелин уединилась в тишине библиотеки, оставив сестру раздавать приказания слугам.

Ей необходим новый лакей. Эвелин взглянула на свежий номер «Таймс», лежавший на столе. Она не могла заставить себя развернуть газету. Не могла видеть карикатур на Филиппа и на себя саму. А ее объявление о найме лакея лишь подольет масла в огонь. Эвелин вздохнула.

Ей нужен не просто лакей. Ей необходимо чудо.

Синджона проводили в изысканно обставленную библиотеку и усадили в кожаное кресло.

— Не слишком-то похоже на тюрьму, — с сарказмом заметил он, когда его сопровождающие положили саблю на стол красного дерева.

Библиотека напоминала ему кабинет отца. Только фамильные портреты были другими. Синджон смотрел в лица незнакомцев, изображенных на портретах. Они взирали на него так, словно оценивали тяжесть совершенного им преступления.

Большую часть своего детства он провел среди таких же вот кислых мин, выслушивая проповеди отца о долге и ответственности. Возможно, если бы он хоть немного внимал этим проповедям или исполнил желание отца и принял сан священника, ему не пришлось бы сейчас сидеть в этой библиотеке и ждать обвинения в предательстве. Только вот и отец, и Синджон знали, что, несмотря на святое имя, удел священника совсем не для него.