Однажды ночью в августе - Виктория Хислоп

экономки. Кирия Василакис свято верила в способность одного человека околдовать другого – как правило, из ревности, – то есть навести на него порчу. По ее мнению, все люди нуждались в защите от мати – сглаза. Она сама никогда не выходила из дома без назара[5], считая, что этот амулет защитит ее от всех бед и болезней.

Говорить о здоровье экономка могла часами и потому продолжила:

– Современной медицине подвластно многое, хотя далеко не все.

Анна вернулась к своему журналу. Ей претили разговоры о лечебных травах и всевозможных человеческих болячках. Чтобы точно понять, чего она хочет, ей предстояло изучить все эти новомодные плиссе, складки и вырезы, и болтовня экономки мешала молодой женщине сосредоточиться.

– Но вот с чем наши доктора никогда не устанут бороться, – заявила кирия Василакис, – так это с проказой. Все никак не уймутся – ищут и ищут лекарство от этой заразы…

Анна громко вздохнула, выказывая нетерпение. Ей хотелось, чтобы экономка поскорее ушла.

– Поговаривают, будто в этом деле они достигли прогресса! Кто бы мог подумать, а? Люди умирали от проказы тысячи лет, а теперь будто бы нашлось от нее лекарство!

У Анны на мгновение перехватило дыхание. Ее сердце сжалось в груди. Молодая женщина сидела неподвижно, продолжая сжимать повлажневшими ладонями несчастный журнал, пока ее пальцы не начали судорожно комкать страницы.

– Конечно, даже я понимаю, что не все можно вылечить травами. Веками люди пытались победить проказу то змеиным маслом, то экстрактом опунции и еще бог знает чем… Но все было напрасно. Поэтому здорово, что наши прекрасные доктора не сдавались, правда? Все продолжали искать лекарство…

Мебель в комнате уже давно была тщательно натерта пчелиным воском. Кирия Василакис любила, чтобы в доме все блестело как зеркало. В завершение уборки она стряхнула перьевой метелкой пыль со старинных часов, расправила кружевную накидку на комоде и взбила несколько подушек. Анна так и сидела, не в силах пошевелиться.

– Может быть, вам что-нибудь принести, кирия Анна? – участливо спросила экономка. – Если я вам здесь больше не нужна, то, пожалуй, займусь обедом. А коврики вытряхну потом.

Анна покачала головой. Она желала одного: пусть эта женщина, настоящее исчадие ада, наконец заткнется и уйдет. В раздражении бросив журнал на столик, Анна обхватила себя за плечи и попыталась унять дрожь.

Слова экономки никак не шли у нее из головы. Открытие лекарства от проказы было худшим кошмаром Анны. Оно означало возвращение ее сестры Марии со Спиналонги.

Манолис, которого Анна любила всем своим существом, когда-то был помолвлен с Марией, и Анну охватил ужас при мысли о том, что ее роман может скоро закончиться.

Когда прибыли портной со своим помощником – они встали ни свет ни заря, чтобы успеть на автобус из Ираклиона, – им передали, что хозяйке нездоровится и она не в состоянии их принять. Молодая женщина сообщила экономке, что у нее мигрень, и заперлась в своей комнате, задернув шторы на окнах.

Целые сутки Анна провалялась в постели, терзаясь тем, что рассказала ей экономка, однако поздним утром следующего дня вспомнила, что нынче обещал зайти Манолис. Мысль о его приходе заставила Анну встать с кровати.

Она надела нарядное платье, любимое ожерелье и парные к нему серьги, тщательно накрасилась, кончиками пальцев нанесла духи на шею и спустилась по лестнице. В доме стояла такая тишина, что было отчетливо слышно, как тикают часы. Няня с Софией ушли на прогулку, а экономка взяла выходной.

Анна взяла с кухонного стола газету и пробежалась глазами по заголовкам первой полосы. Газета лежала на столе для Андреаса – первым делом по возвращении из поместья он всегда читал свежую прессу. Андреас был человеком привычки. Анна не нашла в газете ничего интересного: бензин снова подорожал; скончался какой-то политик, о котором она никогда прежде не слышала; на каких-то островах к северу от Крита зафиксировали землетрясение.

Анна поставила на стол два стакана и кувшин лимонада, приготовленного кирией Василакис. А затем опустилась на стул и стала ждать. Ей показалось, что прошла целая вечность после того, как часы пробили два. Наконец она услышала, как щелкнул засов на двери.

Раздраженная тем, что Манолис пришел на семь минут позже назначенного времени, Анна не вышла ему навстречу и осталась сидеть за столом. Вместо того чтобы радостно вскочить и побежать навстречу гостю, молодая женщина повернулась спиной к двери.

Для Манолиса такие капризы не были в новинку. Он никогда не придавал им особого значения, потому что обычно умел легко развеять дурное настроение своей любовницы.

– Калимера, агапе му, – весело поздоровался он, но ответа не последовало.

Анна усиленно делала вид, что читает газету, а Манолис тем временем украдкой вытащил цветок из вазы на буфете.

Анна почувствовала, как нежные лепестки цветка щекочут затылок, однако осталась неподвижно сидеть за столом с газетой в руках. Но когда Манолис наклонился вперед, чтобы вставить цветок в вырез платья Анны, и легонько коснулся пальцами ее шеи, женщина сдалась и резко обернулась.

Когда в тот день они с Манолисом занимались любовью, Анна реагировала на каждое его прикосновение особенно остро. Мысли о возвращении сестры заставляли ее вести себя даже более агрессивно, чем обычно. В какой-то момент Анна впилась ногтями в спину Манолиса, расцарапав его кожу чуть ли не до крови.

Некоторое время они лежали неподвижно. Рука Анны мирно покоилась на груди возлюбленного. Но через несколько минут женщину охватила новая волна страха. Не в силах больше держать это в себе, она рассказала Манолису все, что узнала от экономки.

– Думаешь, это ни на что не повлияет? – в который раз спрашивала Анна. Слухи о новом лекарстве от проказы вызвали у нее беспокойство, которое она не могла развеять.

– Что ты имеешь в виду, моро му, малышка моя?

– Ты знаешь, что я имею в виду! Все изменится, если они… если они вернутся.

Манолис наконец понял, что именно тревожило Анну. Все изменится, если вернутся не они, а она. Ее сестра.

Слухи о том, что лекарство от проказы должны вот-вот найти, ходили уже давно. Однако сейчас начали поговаривать уже о том, что вскоре даже самые искалеченные болезнью смогут вернуться к обычной жизни. Но мысли Анны наверняка были заняты лишь одним человеком из сотен прокаженных. Манолис тоже иногда вспоминал о Марии, но никогда не задумывался о том, как ее возвращение с острова может повлиять на его жизнь. Он был уверен, что все отношения между ним и сестрой Анны закончились, когда она уехала на Спиналонгу, хотя официально их помолвка и