Лицо неприкосновенное - Владимир Войнович

– Это почему еще не получится? – нетерпеливо спросилОпаликов.

Он не любил никаких возражений.

– Вся комендантская рота вторую неделю в карауле, и сменитьнекем. – Пахомов взял блокнот и заглянул в него. – Семь человек в лазарете,двенадцать на лесозаготовках, один в отпуске. Все.

– Ну хоть одного можно найти? Хоть завалящего какого-нибудь.Пусть он там поспит возле машины, лишь бы было с кого спросить.

– Ни одного, товарищ подполковник, – при этом Пахомов сделалтакое жалкое лицо, что не поверить ему было никак невозможно.

– Да, дело плохо, – задумался Опаликов и тут же вскрикнул: –Ура! Нашел! Послушай, пошли-ка ты этого… как его… боец у тебя есть такойзачуханный, на лошади ездит.

– Чонкин, что ли? – не поверил Пахомов.

– Конечно, Чонкин. До чего же я все-таки умный человек! –удивился Опаликов и хлопнул себя по лбу ладонью.

– Так он же… – попробовал возразить Пахомов. – На кухнюдрова некому будет возить.

– Незаменимых людей у нас нет, – сказал командир полка.

Этот тезис был апробирован. Подполковник Пахомов не посмелничего возразить.

Дорогой читатель! Вы уже, конечно, обратили внимание на то,что боец последнего года службы Иван Чонкин был маленького роста, кривоногий даеще и с красными ушами. «И что это за нелепая фигура! – скажете вы возмущенно.– Где тут пример для подрастающего поколения? И где автор увидел такого, вкавычках, героя?» И я, автор, прижатый к стенке и пойманный, что называется, споличным, должен буду признаться, что нигде я его не видел, выдумал из своейголовы и вовсе не для примера, а просто от нечего делать. «Допустим, это так, –скажете вы недоверчиво, – но зачем же выдумывать! Неужели автор не мог взять изжизни настоящего воина-богатыря, высокого, стройного, дисциплинированного, отличникаучебно-боевой и политической подготовки?» Мог бы, конечно, да не успел. Всехотличников расхватали, и мне вот достался Чонкин. Я сперва огорчался, потомсмирился. Ведь герой книги, он как ребенок – какой получился, такой и есть, заокошко не выбросишь. У других, может, дети и получше, и поумнее, а свой всеравно всех дороже, потому что свой.

В предыдущей биографии Чонкина не было слишком уж яркихстраниц, на которых стоило бы задерживать ваше внимание, но хотя бы в двухсловах рассказать, откуда он родом, как жил и чем занимался раньше, вроде бынадо.

Итак, в одной приволжской деревне жила в свое время некаяМарьяна Чонкина, обыкновенная деревенская женщина, вдова. Ее муж Василий Чонкинпогиб в четырнадцатом году во время империалистической войны, которая, какизвестно, потом перешла в Гражданскую и продолжалась очень долго. В то время,когда шли бои за Царицын, деревня, где жила Марьяна, оказалась на скрещениивоенных дорог, через нее проходили то красные, то белые, просторный и пустойдом Марьяны нравился и тем и другим. Однажды в доме Марьяны целую неделюквартировал некто поручик Голицын, имевший какое-то, весьма неясное, отношениек знаменитому роду русских князей. Потом он уехал из этой деревни и, должнобыть, о ней позабыл, но деревня о нем не забыла. И когда через год, а может ибольше (никто не считал), у Марьяны родился сын, в деревне стали посмеиваться,говоря, что тут дело не обошлось без участия князя. Правда, еще подозревали вэтом местного пастуха Серегу, но Серега решительно отпирался.

Сына Марьяна назвала Иваном, а отчество ему дала попогибшему мужу – Васильевич.

Первые шесть лет, о которых у Ивана не осталось никакихвоспоминаний, он прожил в бедности. Мать его была слаба здоровьем, хозяйствосовсем запустила, жила кое-как, перебиваясь с хлеба на воду, пока не утонулаоднажды в реке. Пошла в начале зимы полоскать на Волге белье и провалилась.Именно к этому времени и относятся первые воспоминания Чонкина о себе иокружающем мире.

Иван не остался один, его приютили бездетные соседи иоднофамильцы, а может быть, даже родственники – Чонкины. У них не было детеймного лет, они даже подумывали, не взять ли кого из приюта, а тут подвернулсятакой вот случай. Чонкина одели, обули, а когда он малость подрос, сталиприучать понемногу к хозяйству. То сено пошлют ворошить, то картошку в погребеперебирать, то еще чего по хозяйству. За это и поплатились.

В известное время стали искать в деревне кулаков, да ниодного не могли найти. А приказано было найти обязательно, хотя бы для примера.Тогда нашли Чонкиных, которые эксплуатировали чужой, да к тому же еще и детскийтруд. Чонкиных сослали, а Иван попал в детский дом, где его больше двух летпочем зря мучили арифметикой. Сначала он все это покорно переносил, но, когдадело дошло до деления целых чисел с остатком, не выдержал и дал деру в своюродную деревню.

К тому времени он уже немного подрос и у него доставало сил,чтобы затянуть супонь. Ему дали лошадь и послали работать на молочно-товарнуюферму. И, не забывая о высоком происхождении Чонкина, говорили:

– Князь, запряжешь Чалого, поедешь навоз возить.

В армии его так не звали, потому что не знали этогопрозвища, а в облике его ничего княжеского не было. Командир батальона Пахомов,встретив Чонкина в первый раз, сказал не задумываясь:

– На конюшню.

Сказал как приклеил. На конюшне Чонкину было самое место. Стех пор он и ездил все время на лошади – возил на кухню дрова и картошку. Сослужбой своей он освоился быстро и быстро усвоил ее основные законы, как,например: «Боец спит – служба идет», «Не спеши исполнять приказание, его могути отменить» и т. д. и т. п.

И хотя за всю службу он не стал, подобно своим сверстникам,ни механиком, ни мотористом, жизнью своей, если бы не старшина, Чонкин был быдоволен вполне. Его не посылали в наряды, не заставляли мыть в казарме полы,освобождали от строевой подготовки. Он даже в казарме почти не бывал, зимойспал обычно на кухне, а летом – в конюшне на сене. Имея прямое отношение ккухне, питался по норме № 5, то есть по летной норме. Только от одной всеобщейобязанности он не был освобожден – от политзанятий.