Брак с другими видами - Юкико Мотоя

из нас, кто в ходе беседы укрылся от палящего солнца в тени ограды и теперь следил за происходящим отстраненно, как зритель за телешоу.

— Эй, вы куда это? Сбежать задумали?! — Терпение женщины, видимо, лопнуло. — Ну, все… Я вызываю полицию! — объявила она и достала из кармана мобильник.

— Погодите! Я сейчас все уберу! — воскликнула я, выхватила из сумочки носовой платок и рухнула коленями на тротуар. Залитый солнцем асфальт напоминал раскаленную сковородку. А на нем, у подножия все того же столба, я обнаружила смачный сгусток слюны. Собрала скользкую жижу в платок. Вытерла все следы.

Едва вскочив на ноги, я согнулась перед нею в очередном поклоне, умоляя простить нас. А когда подняла голову, вдруг заметила, что она смотрит на меня совершенно бесстрастно. Дикий контраст с тем, что творилось на ее лице еще полминуты назад, окончательно сбил меня с толку — и я снова рассыпалась в извинениях. Но женщина хранила молчание.

«Чем бы ее разжалобить? Может, еще старательней протереть платком асфальт?» — пронеслось у меня в голове. Но женщина вдруг заговорила.

— Ну ты даешь… — произнесла она неожиданно тихо.

— А?

— Это ведь даже не твой плевок!

Ничего не понимая, я застыла перед нею навытяжку. Она же нагнулась и подняла с земли щетку с совком.

— Ладно, хватит… Брысь отсюда! И чтобы я вас больше не видела! — добавила она. И шваркнула ногой по земле — так, как отпугивают от жилища назойливое зверье.

Сдвинувшись с места, муж зашагал вперед. Я чуть замешкалась и поспешила за ним, но догнала уже за поворотом. И лишь тогда облегченно перевела дух.

— Вот же чертова баба! — ухмыльнулся он так безучастно, словно это никак не касалось его самого. — Жестко тебя заморочила… Не свезло.

Вспомнив пронзительные глаза той женщины, я уронила взгляд на платок, который все еще стискивала в кулаке. И вдруг ощутила, что мое тело каким-то образом то ли переплелось, то ли склеилось с телом моего мужа. Шутка ли! Пока эта женщина не напомнила мне, я и правда была уверена в том, что слюна в этом платке — моя…

Муж шагал дальше, продолжая ворчать.

— Ты столько раз извинилась! Что еще ей надо?!

Слушая этот голос, я снова запуталась, чьей же была слюна, и оглянулась на семенившего рядом мужа. И тут…

— А-а!! — завопила я, себя не помня.

Глаза и нос моего мужа плавно сползали куда-то к подбородку. Но, словно услышав мой отчаянный крик, застыли и уже через секунду вернулись, как ни в чем не бывало, на свои обычные места.

У меня перехватило дыхание.

— Сан-тян, ты чего? — Пораженный моим испугом, муж уставился на меня. — Что с тобой?!

Муж как муж, лишний раз убедилась я. Да, смахивает на рыбу, ничего не поделаешь… Кого же я тогда увидела?

Очень долго слова не выползали из меня. Устав ждать ответа, муж заглянул мне в глаза и проговорил негромко, но внятно:

— Стареешь, дорогая.

Сказав так, он прибавил шагу, свернул в одиночку за угол и скрылся из виду.

Присмотревшись, я понимаю, что лицо мужа меняется, всякий раз подстраиваясь под ситуацию. Когда мы с ним на людях, оно сохраняет свои основные черты, оставаясь для всех узнаваемым. Но стоит нам остаться наедине, как его глаза и нос тут же немного смещаются — туда, где удобнее им самим. Погрешность эту, едва уловимую, всего на пару миллиметров, и не заметить, если не следить специально. Так расплываются контуры у карандашного наброска, если на него попадет вода.

Я придумываю разные поводы, чтобы заставить мужа посмотреть на себя в зеркало именно в тот момент, когда лицо его «поплыло». Говорю ему что-нибудь вроде «Ты, кажется, недобрился» или «Что это у тебя под носом?». И, как только он вглядывается в свое отражение, все расползшиеся черты тут же — р-раз! — возвращаются на свои места. Красота, да и только… Хотя поначалу, что говорить, жутковато. Но если наблюдать это изо дня в день — привыкнуть несложно.

Лишь иногда меня выбивает из колеи, если выражение на его лице вдруг напоминает мое. Видимо, это происходит, когда ему и быстрее, и проще скопировать то, что он видит прямо перед собой. Но как бы то ни было, самым загадочным его лицо становится, когда он с бокалом в руке залипает на своих телешоу.

— Моя бывшая ведет себя странно, — говорит он, когда я, выбравшись из ванны, склоняюсь над лэптопом за обеденным столом.

Проверив за пару кликов, как идут торги по нашему холодильнику, я закрываю компьютер.

— Странно? В каком смысле?

Я никогда не требовала, чтобы он не общался со своей бывшей, и наверняка он поддерживал с нею какую-то связь до сих пор. Но чтобы заговорил о ней сам — такого не случалось ни разу. Незадолго до нашей свадьбы она сообщила ему, что встречается с новым мужчиной и по-своему счастлива.

— От нее стали приходить странные письма, — отвечает он наконец, дождавшись рекламной паузы на экране. Над спинкой дивана громоздятся его спина, уже обрастающая жирком, и коротко стриженный затылок. С бывшей женой он прожил всего два года и расстался якобы потому, что устал постоянно прятать от нее себя настоящего. Но вовсе не потому, что разлюбил ее, так или нет?

— Что за письма?

Я встала налить себе ячменного чаю, который заварила еще в обед.

— Даже не знаю, как описать…

— Но ты сказал «странные»? Вот и опиши, что тебе странно.

— Ну, просто… несет какую-то околесицу.

— И что? Будешь ей отвечать?

— Уже, — кивнул он, ковыряясь в пульте от телевизора. — Послал ей вежливое письмо ни о чем, а она понесла вообще какую-то чушь…

— Может, она хочет тебя вернуть? — уточнила я между прочим, но муж ничего не ответил.

Вытягиваются ли в струнку черты его лица, когда он думает о ней? — гадаю я, потягивая свой чай. Начинается новое шоу, и плечи мужа перед моими глазами ужимаются на размер-другой.

Собравшись в химчистку, я выхожу из подъезда и тут на лавочке за стеклом вольера замечаю фигурку Китаэ-сан, которая в последнее время куда-то пропала. Сидит она, как всегда, гордо выпрямив шею, но в изгибе спины так и чудится некий надлом.

Я наваливаюсь на дверь пожарного выхода, выбираюсь в вольер. Она расслабленно машет мне рукой.

— Как? Сегодня вы без Сансё? — удивляюсь я, не обнаружив с нею рядом неизменной коляски в горошек.

— А! Сансё… — эхом отзывается Китаэ-сан. И переводит взгляд на коричневого пса, задумавшего вскарабкаться на ограду. Будь все как всегда, она бы уже настаивала на том, чтобы