Венганза. Алый рассвет - Ани Яновска

А равнины, поросшие высокой травой содрогаются от топота бесчисленных стад – кони и бычки, истинное богатство и слава асконских прерий, под бдительным присмотром вакерос идут с пастбища на пастбище, и их шкуры лоснятся под лучами солнца.

Благословенная земля, щедрая и прекрасная! Но есть и на ней уродливые пятна, и солнце отворачивается, прячется за облако, избегая коричневых проплешин в зеленом покрывале – там суетятся муравьями сборщики непентес, лелеют невысокие кусты травы, за дым которой люди готовы платить деньгами, здоровьем и даже жизнью.

Но даже это печальное зрелище не может надолго лишить Аскону солнца. И вправду, едва завидев нарядных асконцев, заполнивших дороги к Сан-Висенто, солнышко отсылает тучку прочь и радостно припекает головы и плечи людей, трогает горячими ладошками лошадиные крупы и расстилает кружево из солнечных пятен под кронами высоких платанов. Последний день недели, и все спешат на службу в храм Святой Девы.

Сегодня вакеро вернулись на ранчо "Две луны" с дальних пастбищ затемно. Старая кухарка Сильва раздала всем постные лепешки и пряный ягодный напиток. Эта еда сильно отличалась от сытных завтраков, к которым привыкли ранчерро, но в этом и суть – усмирить потребности тела, сосредоточиться на духовном, тогда разуму легче возвысится и постичь божественное.

После завтрака работники надели свою лучшую одежду – яркие рубашки, вышитые жилеты, шелковые платки. Женщины набросили на плечи кружевные шали, скололи прически резными гребнями. Усевшись в открытые повозки с длинными скамьями, переговариваясь и смеясь, ехали в Сан-Висенто.

Хозяйка Рита Ортега и управляющий Диего Верде на лучших гнедых конях, каких только можно сыскать на пастбищах Асконы, держались впереди. Их одежда отличалась простотой и практичностью, работники-вакеро выглядели наряднее. Однако куртка Диего, хотя и потертая, была сшита из лучшей кожи на заказ, как и сапоги Риты, белые рубашки из тонкого орайского льна подпоясывали шарфы с вышитыми тайкинскими драконами.

Статус людей Меча обязывал Риту и Диего носить на виду оружие. Обычно в городе у них при себе был только нож, остальное оружие оставляли притороченным к седлу. Но сейчас говорили – в городе неспокойно, нападения и перестрелки участились, снова кто-то погиб. Поэтому Рита пристегнула к поясу дагу и узкую саблю, а Диего – широкий абордажный клинок. И то и другое поражало богатством отделки и качеством стали.

Свет и аромат цветов наполняли храм. Рита любила разглядывать ангелов, нарисованных на потолке или узоры цветной плитки под ногами. Это место было приятным и наполненным какой-то особой теплой атмосферой. Здесь можно было бы забыть о земных делах, но люди есть люди и тащат свое мирское даже в храм.

Широкий проход разделял два ряда длинных скамей. Передние ряды по обычаю занимали имперы – высшее сословие, обладатели самого сильного дара. За ними – искусники, способные вкладывать магию в предметы, исцелять, создавать артефакты, Свободное сословие располагалось позади. Кому хватало мест – сидели, остальные стояли. Люди Меча, наделенные особым даром Воителя-Герреро не садились в храме никогда. Это было особой сословной гордостью, прямым исполнением давнего завета: всегда быть на страже, хранить и защищать. Однако, чьи интересы защищали люди Меча в Сан-Висенто, зависело от выбранной ими стороны.

Слева расположились Дон Гарсия и его "семья". Его мечники заняли боковой проход слева. Справа – люди мэра и комиссара. Можно было подумать, что правая сторона олицетворяет закон и порядок, а левая – беззаконие, но это было не так. Всем в Сан-Висенто было отлично известно, что комиссару принадлежит половина плантаций непентес, травы забвения. И мэр имел с этого бизнеса свой процент.

В первом ряду слева гордо восседал в одиночестве Дон Фернандо Гарсия в неизменном белом костюме, с усмешкой поглядывая на пустующую скамью по ту сторону прохода – кроме него ни одного импера в Сан-Висенто не было. Мэр сидел среди искусников, комиссар стоял среди людей Меча.

Рита не занимала ни одну, ни другую сторону. Она и Диего стояли посредине в проходе. Правильный выбор никогда не бывает простым.

Главное правило, которому следовала Рита – держаться в стороне. Это требовало большой выдержки и воли. Но она знала: в этом мире ничего не бывает хаотичным и даже у беззакония, как бы странно это ни звучало, есть свои законы. Тебя могут заманивать, пугать, угрожать, давить. Но пока ты не занял ни одну из сторон, ты не в игре. Но если однажды пойдешь на компромисс, начнешь договариваться, совершишь сделку, выполнишь просьбу, пусть самую безобидную или, не не приведи Герреро, что-то попросишь – все. Ты уже увяз и твоя жизнь принадлежит Дону. У тебя больше не будет воли, потому что человек Дона делает то, что велит Дон. А другая сторона – те же бандидос, только в погонах.

Появился падре Энрике, облаченный в белый с серебряной вышивкой плащ, хор мальчиков и девочек запел гимн, прославляющий Деву Хранительницу. Голоса детей, чистые, ангельские, эхом отражались от сводов храма. Перед очарованием этой чистой красоты все были бессильны. Сердца людей наполнялись благодатью, кто-то закрывал глаза и наслаждался звучанием, приближаясь сердцем к священному Равновесию, которое, воцаряясь в душе, возвышает человека над низменными страстями, дарует просветление и радость.

Когда пение стихло, падре обратился с молитвой к Хранительнице. Он просил о мире в душах людей, о благословении для всех собравшихся. Люди шептали, повторяя слова молитвы, осеняя себя знаком Равновесия.

Исповедник склонился у алтаря, возложил на одну чашу Весов белую лилию, на другую – черную, делая зримым символ Божественного Равновесия. Золотые Весы сияли в лучах солнца, сверкали драгоценными камнями – горожане Сан-Висенто гордились своим храмом, охотно жертвуя на украшение святынь.

Все ждали напутствия, которым завершалась обычно служба. Однако падре не спешил, медленно обводя взглядом своих прихожан.

– Вчера мы простились с Мигелем Родригесом. Трагическая потеря.

При этих словах по рядом пробежал шепот, а люди на левой стороне заметно напряглись. Рита могла видеть только спину Дона, но вся его поза выражала явное недовольство. Падре очень смелый, даже после покушения не боится говорить на запрещенные Доном темы. Весь город шумел о перестрелке на кладбище и даже до ранчо докатились слухи.

Рита нашла взглядом семью Родригес – одетая в черное всхлипывающая мать, поникшая в своем кресле бабушка и застывший с неподвижным от горя лицом отец. Рите было искренне жаль этих людей, она не понимала, чем мог досадить людям Дона Гарсии Мигель – мальчишка, витающий в облаках и живущий своей музыкой. За креслом доньи Кармен стоял мрачный молодой мужчина. Рита прежде никогда не видела его, вероятно, кто-то из новых бойцов Гарсии приставлен к семье Родригес, то ли для показной заботы, то ли запугать. Их взгляды встретились, как будто шпаги скрестились. Рита не могла понять, что за выражение прячется в глубине глаз незнакомца, но отвечала ему со всем презрением, на какое была способна. Пусть говорить вслух опасно, в том, что ей думать, она вольна!