Пять поросят - Агата Кристи

– Ну а оставшиеся двое?

– Гувернантка. Не помню уж ее имени, но добропорядочная испособная женщина. Томсон… Джонс – что-то в этом роде. И еще был ребенок,сестра Кэролайн Крейл по матери. Ей тогда было лет около пятнадцати. Теперь этоледи с именем. Она археолог, путешествует в экзотических краях. Уоррен, АнджелаУоррен, молодая особа, вызывающая всеобщий интерес. Я встретил ее несколькодней назад…

– Следовательно, не она поросенок, который заплакал?

Сэр Монтегю посмотрел на Пуаро удивленно. Наконец сказал:

– Ей было о чем плакать! Она изуродована… Не знаю, известноли это вам, но у нее ужасный шрам на лице. И… Но вы обо всем этом узнаете сами!

Пуаро встал.

– Благодарю. Вы были очень любезны. Если миссис Крейл неубила своего мужа…

Деплич перебил его:

– Но она убила его, дорогой мой. Убила! В этом я убежден.

Пуаро продолжал, словно не заметив, что его перебили:

– …тогда логично полагать, что его убил кто-то из этихпятерых.

– Я думаю, что кто-то из них мог бы это сделать, – сказалДеплич, – но я не вижу для чего. У остальных не было никаких причин! Да, яуверен, никто из них не мог убить. Надо выбросить из головы эту мысль.

Эркюль Пуаро только улыбнулся, слегка покачав головой.

– Несомненно, виновна! – лаконично изрек мистер Фогг.

Эркюль Пуаро задумчиво посмотрел на худую фигуру прокурора.

Квентин Фогг являл собою прямую противоположность МонтегюДепличу. Последний был личностью магнетической, эгоистичной и склонной кполемике. Деплич производил эффект быстрыми и драматичными изменениямиповедения. Великодушный, приветливый, очаровательный, он мог мгновенно статьсовсем иным: какая-то хищная улыбка открывала его зубы, готовые, казалось, васразорвать.

Квентин Фогг был худощав и бледен, его индивидуальность небыла так ярко выражена. Его вопросы были спокойны, не выказывали никакихчувств, отличались настойчивостью и твердостью. Если Деплича можно сравнить сошпагой, то Фогг скорее напоминал бурав. Он никогда не пользовался славой, нобыл известен как олицетворение законности и, как правило, выигрывал процессы.

Эркюль Пуаро посмотрел на него задумчиво:

– Итак, таково ваше впечатление?

Фогг утвердительно кивнул.

– Видели бы вы ее на скамье подсудимых! Старый Хэмфри Рудольф,который вел следствие, разделал ее как господь черепаху.

Он умолк на миг и неожиданно добавил:

– Собственно говоря, знаете, удовольствие было слишкомлегким.

– Не понял вас… – сказал Эркюль Пуаро.

Фогг свел четко очерченные брови. Его холеная рукапоглаживала верхнюю безусую губу.

– Как бы лучше выразиться?.. Не стреляй в птицу, котораясидит. Это чисто английская поговорка. Она лучше выражает мою мысль. Сейчас выменя поняли?

– Это поистине, как вы сказали, английская поговорка. И я,кажется, понял вас. Как в уголовных делах, так и в охотничьих угодьяхангличанину нравится, чтоб жертва также имела шанс. Это – спортивная точказрения.

– Абсолютно верно. В данном случае обвиняемая не имела ни одногошанса. Хэмфри Рудольф делал с ней все, что хотел. Сначала допрос учинил Деплич.Она выдержала его смиренно и покорно, как девочка на конфирмации. На вопросыДеплича она отвечала будто заблаговременно выученными фразами – очень гладко,но абсолютно неубедительно! Ее научили, что необходимо говорить, и онаговорила. Деплич не был в этом повинен. Старый лис сыграл свою роль отменно. Нона всякой сцене должно быть два артиста, один-единственный не может вести всюпьесу. А она не подавала ему необходимых реплик. И тогда поднялся старинаХэмфри. Я полагаю, вы имели случай видеть его… Он взмахнул своей мантией,покачался, будто пятился назад, а затем… Он заманивал ее в бесчисленноемножество капканов, и каждый раз она в них попадала.

Он принуждал Кэролайн соглашаться с абсурдностью еезаявлений, заставлял противоречить самой себе, увязать все дальше и дальше волжи. И наконец, подал свое обычное блюдо – веско и решительно сказал: «Ясчитаю, миссис Крейл, что ваш рассказ о цикуте, которую вы похитили якобы длясамоубийства, от начала и до конца выдумка. Вы взяли ее с целью дать вашемумужу, который хотел вас оставить и сойтись с другой женщиной. И выдействительно обдуманно дали ему яд». Кэролайн Крейл посмотрела на него – онабыла такая очаровательная, нежная, тонкая – и сказала: «Ой, нет, нет, я этогоне делала!» Это была самая неуклюжая, самая неубедительная защита из всех,какие мне доводилось слышать. Я увидел, как Деплич нервно завертелся на стуле.Он сообразил, что в эту минуту все уже было проиграно.

Фогг немного помолчал и продолжал:

– Присяжные поняли, что это создание не имеет ни малейшегошанса на спасение. Она даже не была в состоянии защищать себя. Стало очевидно,что любой ее аргумент разгромил бы старый пень Хэмфри. Все почувствовали, чтоона погибла.

Но это было, если хотите, самым лучшим, что она могласделать. Перерыв, когда присяжные ушли на совещание, продлился не болееполучаса. Их решение звучало так: виновна, но заслуживает снисхождения. И,понимаете, на самом деле контраст между нею и девушкой, замешанной в процессе,был в пользу Кэролайн. К той с самого начала присяжные отнеслись с антипатией.Она, однако, с этим не считалась и ни на минуту не теряла спокойствия. Оченькрасивая, с головой на плечах, современная, она для присутствующих на процессеженщин была одиозной фигурой – типом женщины, которая рушит семейный очаг.Любая семья всегда находится в опасности, если вблизи такие девицы, из которыхтак и брызжет секс и которые с презрением относятся к правам женщин-матерей.Надо признать, что она не жалела себя. Она была по-своему честна, искреннесознавшись в том, что полюбила Эмиаса Крейла, как и он ее, и что она ни наминуту не колебалась в своем желании увести его от ребенка и жены.

Я и то был восхищен ее смелостью. Деплич с пристрастием еедопрашивал, но она выстояла. Присяжные, однако, не симпатизировали этой девице.И судье она не понравилась. Судьей был старый Эвис, довольно легкомысленный вмолодости, ставший большим моралистом, когда надел мантию. Его обвинительнаяречь против Кэролайн Крейл – это воплощение милосердия. Он не мог отбрасыватьфакты, однако довольно ощутимо намекал на то, что обвиняемая быласпровоцирована.

Эркюль Пуаро спросил:

– Он не поддерживал концепции защиты, то есть самоубийства?