Имперский маг - Оксана Ветловская

Валленштайн разглядывал в бинокль подбитые машины.

— У англичан новые танки. Хотя это барахло явно не оправдало их надежд.

— Да это не танки, а шезлонги, — усмехнулся Штернберг. — Англичане, должно быть, думали, им тут будет уик-энд. Привыкли до войны ездить в Дьепп на выходные.

— Нет, на самом деле они проводили учения, — подхватил Валленштайн, — просто их вынесло не к тому берегу.

— Подумаешь, немного сбились с курса. А когда увидели немцев, решили малость пострелять и посмотреть, что из этого выйдет. Между прочим, наши прогнозисты не ошиблись со временем начала высадки, зря ты строил из себя скептика, Макс…

Едва видная за дымами полоса далёких утёсов то проступала, то исчезала, словно какая-то смутная мысль. Меловые скалы, неровные, в уступах, трещинах и тёмных пятнах зелени, с иззубренными напирающей сверху растительностью краями, живописные в своей неправильности, — разве похожи они на отвесную гладь точно срезанного исполинским ножом золотистого песчаника, отражающуюся в зеркальной поверхности воды?

Валленштайн уже разговаривал поодаль с каким-то лейтенантом.

— Большинство там — канадцы, — сообщил он, когда Штернберг подошёл к ним. — Эти вояки захватили здешнее казино. Операция века. А когда им всё надоело и они сдались, кто-то из наших предложил раздеть их всех до трусов, чтоб не разбежались. Курортники, ага? Офицеров уже допрашивают…

— Нам требуется ваша помощь на допросе, оберштурмфюрер, — добавил лейтенант, не глядя на Штернберга.

По каменистой тропе они спустились в город.

— Канадцы на берегу вели себя как ненормальные, — говорил лейтенант. — Лезли под огонь собственных пулемётов. У кого-то уже потом крыша съехала. Бог знает что такое. Кое-кто из наших солдат тоже себя очень странно вёл…

Штернберг нахмурился: вот он, неизученный эффект «Штральканоне». То, что не было принято во внимание и теперь могло грозить серьёзными неприятностями.

Солдаты на улицах провожали их неприветливыми взглядами. Гарнизон Дьеппа состоял из сорокалетних резервистов, у которых едва ли могла вызвать расположение нагло-самодовольная молодость, помноженная на офицерские петлицы и чёрную, тыловую форму СС. Но было здесь и нечто большее. Возле перекрёстка, у пулемёта на зенитной треноге, пожилой солдат переглянулся с товарищем. Он не произнёс ни слова, но до Штернберга донеслось: «Господа учёные… Оружие… Отобрали победу…» Вот оно что, ухмыльнулся Штернберг. Это даже лестно.

Навстречу шла колонна пленных. Канадцы в истрёпанных серых мундирах несли в руках неказистые каски, напоминающие кухонную утварь. Кое-кто и впрямь был полураздет. Пленные кидали в сторону лощёных, при галстуках, очень молодых офицеров угрюмые взгляды, изредка цеплявшиеся за ломаный взгляд Штернберга. Он не отводил глаз, он давно научился не опускать взгляда. Он многое умел слышать, мог бы услышать и отголоски боли — в шеренге были раненые, — но не хотел слышать ничего подобного.

— Welcome to France, — бросил он канадцу, посмевшему с вызовом усмехнуться ему в лицо.

— Приехали, суши кальсоны, плотва! — гаркнул на пленного Валленштайн.

Ратке молча улыбался. На той стороне узкой улицы кинохроникёры наводили на лица бредущих вдоль тротуара канадцев камеру: крупный план.

На первом этаже старинной гостиницы, в большом тускло освещённом прокуренном зале несколько человек собрались вокруг закованного в наручники англичанина.

— …и не принимайте нас за идиотов. Мы прекрасно понимаем, что силы были слишком велики для рейда и недостаточны для вторжения. Так что это, в конце концов, было? — допытывался дознаватель на довольно приличном английском.

— Я был бы вам необычайно признателен, если б вы сами объяснили мне это, — отвечал англичанин без малейшей доли сарказма.

— Я вам сейчас объясню! — вспылил дознаватель. — На берегу нашли дюжину наших солдат, они были задушены. Их так скрутили верёвками, что они задохнулись. Это вы тоже не можете объяснить?!

— Приказ. Брать как можно больше пленных. Связывать так, чтобы они не могли уничтожить документы…

— Цели операции! — заорал дознаватель.

— Вы разрешите, я с ним немного поговорю? — Штернберг отстранил дознавателя, прибавив с брезгливой гримасой:

— Фюрер, знаете ли, не одобряет табакокурения. Вы не согласны с фюрером?

Дознаватель хмыкнул, однако сигарету затушил. Англичанин вскинул на Штернберга глаза. Штернберг положил ему на плечо левую ладонь, чувствуя его недоумение — пока без страха. Так, имя, звание… Англичанин подобрался — так пальцы сжимаются в кулак. Штернберг широко улыбнулся.

— Please don't resist, Bryan, — мягко произнёс он. — Otherwise it may be rather unpleasant for you. Relax. Just look at me.

Англичанин дёрнулся назад, переглотнул, стиснул зубы. Разумеется, он сопротивлялся, несмотря на предупреждение, и, разумеется, ему от этого было только хуже. Штернберг вогнал клинок своей воли в его сознание, точно нож под крышку запертой шкатулки, слегка надавил; офицер вздрогнул, не сводя с него остановившегося взгляда, зрачки его глаз резко расширились, как от сильной боли. Штернберг слегка склонил голову к плечу, ему нравился этот момент. Чужая память раскрылась перед ним, как полутёмный, с теряющимся во мгле высоким потолком, зал огромнейшей картотеки. Война… война. Высадка. Операция. Захватить порт, удерживать город в течение суток, разрушить аэродром… Слухи: немцы собираются испытывать оружие нового типа.

Штернберг отступил от пленного.

— Он действительно не знает подлинных целей операции. Но разведка у них работает неплохо.

— Чего это с ним такое? — хмуро спросил дознаватель.

Англичанин запрокинул голову, от угла рта протянулась тонкая нить слюны, в глазах плескался чёрный ужас.

— Ничего особенного. Через час придёт в себя. Да вы спрашивайте его, спрашивайте, вам же надо было, чтоб кто-нибудь развязал ему язык, — вот, пожалуйста. В таком состоянии он скажет абсолютно всё, что ему известно.

Штернберг вышел из гостиницы, саркастически улыбаясь. «Слухи», значит…

— Кто-то любезно предупредил англичан об испытаниях «Штральканоне», — неохотно ответил он на вопросы подчинённых.

Улица, загромождённая бетонными противотанковыми надолбами, выходила на широкий бульвар, тянувшийся вдоль пляжа. Подбитые десантные баржи, катера, танки с рогатинами высоких патрубков, вгрызшиеся гусеницами в крупную гальку, походили на выбросившихся на берег морских животных.

— Барахло танки, — сказал Валленштайн, спустившись с набережной на пляж. — Они просто теряют гусеницы на камнях.

Впрочем, много было на берегу и совершенно невредимых внешне машин. Рядом с ними в воздухе чувствовался странный едкий привкус, накатывала сильная слабость и тошнота. Какого рода поле возникало вокруг предмета, попавшего под невидимый луч «Штральканоне», было неизвестно до сих пор. Штернберг далеко обходил мёртвую технику. На глаза ему попался труп в серой куртке, лежащий по стойке «смирно», лицом в гальку. Почему это убитые всегда лежат так плоско, будто они уже наполовину ушли в землю, отстранённо подумал Штернберг. И вдруг заметил, что убитых вокруг много, много, из-за серой формы они сливались с камнями. Мутные волны прибивали к берегу трупы. Убитые неуклюже переворачивались в волнах, море утаскивало их назад и выплёвывало снова. Притащившиеся на пляж кинохроникёры наводили камеру на безразличные спины мертвецов.