Неоновый дневник - Дина Кей

по разным сторонам фанерной стены — он внутри, а я снаружи, и я смеюсь так, что у меня течет из носа.

— Никак!

— Дина, сучка, помоги!

— Я не могу тебе помочь. Я размазана, как говно по стене туалета в ПНД. Делай подкоп!

Леха ржет по другую сторону. Наконец, он находит какую-то щель, и протискивается между фрагментами ограждения, разрезая рукав куртки об торчащий гвоздь.

— Блять!

Белый синтепон сыпется на землю, а я уже икаю от смеха:

— Леха, ты ебанько! Нахера ты туда полез?!

— Я просто хотел тебя повеселить.

— Да, у тебя отлично получилось. Мне кажется, я даже намочила трусы.

— Фу, извращенка!

— Дурак, не в этом смысле!

Мы идем по улице, и я все не могу успокоиться. Сегодня просто волшебная ночь — я поднимаю лицо к небу, закрыв глаза, и сияющие крупинки падают мне на лицо, застревая в ресницах. Я охуительно себя чувствую — совсем, как в детстве. Леха провожает меня до подъезда, и я, все еще смеясь, обнимаю его:

— Спасибо, что довел.

Он долго держит меня в своих объятиях, и тогда я поднимаю лицо и встречаюсь с ним взглядом. Ему не нужно ничего говорить, я и так все вижу. Он убирает с моего лица мокрую от снега прядь волос и целует меня — сначала осторожно, а потом… Мы ныряем в темноту подъезда:

— Долго же ты ждал.

— Да.

Я расстегиваю свой пуховик, беру его руку и засовываю ее себе под свитер — сердце на секунду замирает от того, какие холодные у него пальцы. Он сжимает мою грудь, продолжая целовать меня, и тогда я расстегиваю его куртку, онемевшими от мороза пальцами пытаюсь расстегнуть молнию на его джинсах, и мне это почти удается.

— Что ты делаешь?

— А ты как думаешь?

Я хочу его, хочу прямо здесь и сейчас. Внутри меня растет желание — спящий дракон открывает глаза, разворачивая свои кольца, скребет когтями изнутри. Я слышу шорох его чешуи. А может, это их шепот? Они вернулись, и теперь у меня нет выбора. Сука.

— Что ты сказала?

— Ничего.

Сейчас он увидит меня настоящую. Ему это не понравится, но теперь поздно поворачивать назад — я уже не могу остановиться. Я хочу, чтобы он выебал меня прямо здесь — на темной площадке между этажами, почему нет? Наверно, он не так себе представлял секс со мной, но мне похуй. Я скидываю свой пуховик на перила, поворачиваюсь к нему спиной, спускаю джинсы и трусы, прижимаясь задницей к твердой выпуклости на его джинсах:

— Давай, чего ты ждешь?

— Сейчас, сейчас…

Я слышу звук расстегивающейся ширинки, он берет меня за бедра, и я упираюсь ладонями в стену, пытаясь удержать равновесие — меня все еще штормит. Я фокусирую взгляд на своих пальцах, и в эту секунду у меня перехватывает дыхание, сердце пропускает удар, и ужас, животный, холодный, липкий, растекается внутри меня. Он слишком пьян, чтобы понять, что происходит что-то не то, и поэтому продолжает трахать меня, пока я ловлю ртом воздух в отчаянных попытках дышать.

— Стой! Остановись!

— Что случилось?

— Все, хватит. Отвали. Отпусти меня!

Я отталкиваю его, натягиваю джинсы, подбираю с пола упавший пуховик. Леха пытается взять меня за руки:

— Что я сделал не так? Тебе было больно?

— Ты не понял? Иди на хер!

Теперь я хочу только одного — остаться одна. Я хочу залезть под одеяло, накрыться им с головой и, зажмурившись, считать — один, два, три… Так я беру под контроль свой страх. Так я беру под контроль свою слабость. Никто не должен видеть меня такой. Лифт приезжает сразу же, и я жму на кнопку своего этажа:

— Что ты смотришь на меня?! Иди домой.

Осторожно, двери закрываются. Следующая станция — пиздец.

* * *

— И тогда вы поняли, что вам нужна помощь?

— Да. Я увидела, что я не смогу справиться с этим сама. Я просто хочу, чтобы это прекратилось. Я хочу, чтобы все было, как раньше.

— А что было раньше?

Действительно, что? Я рассматриваю свои руки, пытаюсь подобрать подходящий ответ. Учеба в универе? Бесконечные вечеринки в клубах? Работа моделью? Ромка? Макс? Я думаю о том, что было в самом начале — о голосах.

— Я хочу, чтобы все было, как до того, когда я начала слышать голоса.

— То, есть вы слышите голоса? И что они вам говорят?

— Это не голоса в обычном понимании. Я просто так их называю — голоса, демоны. Они как будто говорят мне — все, что здесь сейчас происходит, не имеет никакого значения. Я не имею никакого значения. Моя жизнь не имеет никакого значения. Я могла бы здесь не сидеть — и от этого ничего бы не изменилось, понимаете?

— Ваши родители были слишком заняты, чтобы уделять вам достаточно внимания. Наверно, вы чувствовали, что вы им не нужны. Может, у вас были проблемы с отцом?

Как же хочется курить. То, что я пришла сюда — это ошибка. Никто не сможет меня понять, и никто не сможет мне помочь. Я закрываю глаза, и откидываюсь на спинку кресла. Я знаю, что было до голосов, но я никогда и никому не рассказывала об этом. Ну, кроме Влада…

— У меня нормальные родители. Обычные. У меня не было с ними никаких проблем, никто меня не наказывал, мне ничего не запрещали. Дело не в них, дело во мне. Просто со мной что-то не так.

— Так не бывает. Что-то случилось с вами? Когда вы начали их слышать?

Я начала слышать их в шесть лет, после того, как один взрослый человек поиграл со мной в свои взрослые игры. Поиграл, а потом сказал, что я никому не должна об этом говорить. Я знаю, что такое происходит со многими. И пока мы, маленькие девочки, молчим, эти люди продолжают жить, женятся, заводят уже своих детей, а мы остаемся один на один с этой болью. С этим осознанием того, что с тобой что-то не так. С ненавистью к себе, своему лицу, своему телу. Мы отчаянно хотим любви, но, получив желаемое, тут же все разрушаем, потому что продолжаем верить в то, что мы ее недостойны. Мы — испорченные игрушки, сломанные куклы. Нам не верят, от нас отворачиваются. Наши слова, слова ребенка против слов взрослого — просто выдумки, фантазии. Где ты услышала это слово? Кто тебя этому научил?

— Я начала мастурбировать в шесть. Я не придавала этому сексуального окраса, это был просто способ справиться с тревогой,