Маршал Конев - Владимир Дайнес

Несмотря на то что войска Западного и Калининского фронтов потерпели неудачу, они своими действиями сковали до 30 дивизий противника и вынудили его усилить ржевско-сычевский плацдарм резервами группы армий «Центр» и Главного командования Сухопутных войск. Этой стороне дела многие исследователи уделяют меньше внимания. Основные усилия сосредоточиваются на причинах неудачи войск Западного и Калининского фронта и их виновниках. Д. Гланц, оценивая значение операции «Марс», пишет: «Разработанная и проведенная маршалом Жуковым операция “Марс” — кстати, названная именем бога войны, была центральным пунктом во всей советской активности осенью 1942 года. По стратегическим масштабам и целям операцию “Марс” можно, по меньшей мере, приравнять к операции “Уран”»{270}. По мнению Гланца, основная ответственность за поражение в операции «Марс» лежит на представителе Ставки ВГК генерале армии Жукове, координировавшем действия советских войск на всем западном направлении{271}. С таким выводом солидарна С.А. Герасимова, автор книги «Ржев 42. Позиционная бойня».

Сам Жуков, анализируя причины неудачи операции, писал, что «основной из них явилась недооценка трудностей рельефа местности, которая была выбрана командованием фронта для нанесения главного удара… не было учтено влияние местности, на которой была расположена немещая оборона, хорошо укрытая за обратными скатами пересеченной местности»{272}. С.А. Герасимова, приведя эту цитату из книги Георгия Константиновича «Воспоминания и размышления», пишет: «Фраза, на взгляд человека, занимающегося полевой деятельностью: поисковой, экспедиционной, — удивительная. Представитель Ставки, непосредственно участвующий в подготовке операции, вероятно, должен был знакомиться с предложениями фронтов перед операцией, что, кстати, подтверждаem М.А. Гареев. Причем Г.К. Жуков для Западного фронта был не просто сторонний человек — представитель Ставки. Два месяца назад армии его фронта вели наступление практически в этих же местах. Почти всю первую половину 1942 г. перед глазами Г.К. Жукова как командующего фронтом была, как мы полагаем, карта территориально очень небольшого ржевско-вяземского выступа, где действовали его войска. Талантливый человек за несколько месяцев мог выучить эту карту наизусть. Но получается, что бывший командующий фронтом или не знал особенностей местности, или не вникал в детали готовящейся операции, или не указал на неперспективный выбор места прорыва»{273}.

Все это, на первый взгляд, верно. Но нельзя забывать, что первоначальное решение принимали командующие Калининским и Западным фронтами. Они ставили задачи командующим армиями, а те, в свою очередь, на основе этого также оценивали обстановку, составной частью которой является изучение местности. Поэтому на наш взгляд некорректно возлагать всю вину на одного Жукова, тем более что он при поездке в войска изучал эту местность и вносил коррективы в решения, принятые командующими фронтами и армиями.

Другой причиной неудачи операции, по мнению Жукова, «был недостаток танковых, артиллерийских, минометных и авиационных средств для обеспечения прорыва обороны противника», с чем Герасимова не соглашается. Здесь Жуков не совсем верно определил эту другую причину. Речь должна идти не о недостатке, а о неправильном использовании артиллерии, авиации, танковых и механизированных частей и соединений. Последние применялись для прорыва и допрорыва обороны, а не для развития тактического успеха в оперативный. Кроме того, отсутствовало тесное взаимодействие родов войск и авиации.

В отчете о действиях конно-механизированной группы, подготовленном в 1943 г. Отделом по использованию опыта войны Генерального штаба Красной Армии, отмечалось:

«Основные причины неудачи ввода в прорыв конно-механизированной группы заключались в следующем.

Удар на правом крыле Западного фронта наносился на узком фронте. Сильных вспомогательных ударов на других участках не было. Наступление левого крыла Калининского фронта также не имело успеха. Все это давало возможность противнику свободно маневрировать своим резервом. Элемент внезапности отсутствовал из-за плохой маскировочной дисциплины, вследствие чего противник заранее знал о готовящемся наступлении и смог подтянуть необходимые резервы.

Ударная группа 20-й армии не прорвала тактической глубины обороны противника из-за плохо организованного взаимодействия пехоты, артиллерии и авиации. Передний край был неточно определен, вследствие этого в период артиллерийской подготовки система огня противника не была подавлена. Части 20-й армии действовали вяло, нерешительно. Наступление 20-й армии и действия конно-механизированной группы должным образом не были обеспечены авиацией.

Следует отметить, что ввод конно-механизированных групп, когда пехоте удалось вклиниться всего на 4 км в глубину обороны противника, на узком фронте нецелесообразен. Попытки ввести конно-механизированную группу при незавершении прорыва обороны противника ведут к значительным потерям. В указанной операции танковый корпус потерял около 60% своего состава при попытке прорыва обороны противника, а мощная конно-механизированная группа фактически была истощена безрезультатными атаками нерасстроенной обороны противника»{274}.

В отчете о ходе боевых действий 2-го гвардейского кавалерийского корпуса подчеркивалось: «Ввиду переноса срока начала операции противник обнаружил наши приготовления, что было установлено из опроса пленных, в результате чего противник имел время для принятия контрмер, сначала усиливал минированные поля, производил в глубине окопные работы, а в дальнейшем выдвинул ряд свежих дивизий»{275}. Об этом пишут и авторы «Отчета о боевых действиях танковых войск Западного фронта (ноябрь — декабрь 1942 г.)», утвержденного 14 февраля 1943 г. командующим бронетанковыми и механизированными войсками Западного фронта генерал-лейтенантом танковых войск Д.К. Мостовенко: «Отсутствие элемента внезапности (противник знал о готовящемся наступлении) дало возможность противнику определить наиболее вероятное направление действий наших танков и подготовить сильную противотанковую оборону».

Свои выводы о действиях войск Западного и Калининского фронтов сделал и противник. В отчете разведки, подготовленном 15 декабря 1942 г. для командующего 9-й армией, говорится: «Командование противника, которое продемонстрировало опыт и гибкость на стадии подготовки и начала проведения наступления, в строгом соответствии с приказами Сталина № 306 и 325{276}, по мере развития операции вновь проявило прежнюю слабость. Противник многому научился, но вновь доказал свою неспособность пользоваться стратегически благоприятными ситуациями. Та же картина повторяется, когда операции, начавшиеся с местных побед, превращаются в бессмысленное, беспорядочное осыпание ударами позиций фиксированной линии фронта там же, где были понесены тяжелые потери и возникали непредвиденные ситуации. Этот необъяснимый феномен возникает неоднократно. Но даже в крайностях русские не бывают логичными: они доверяют природному чутью, а оно диктует применение массированных ударов, тактику “парового катка” и слепое стремление к поставленным целям независимо от изменений обстановки»{277}.