Кошка в светлой комнате - Александр Бушков

Завертелась бешеная карусель. Судя по прошлому опыту,прорываться следовало по прямой, напролом, на скорости, но Панарин не знал,годится ли сейчас прежний опыт. Выходя из иммельмана, он увидел, как крутящимсяклубком огня несется к земле «двойка» Пети Стрижа, как три медузы берут в клещисамолет Сенечки Босого.

– Сеня, вверх, вверх! – закричал Панарин и, нарушаясобственный приказ, бросился на выручку, направил машину вниз, выстрелилзондами, в ближайшую медузу, надеясь хоть чем-нибудь помочь Сенечке. Перегрузканалила тело ртутью, окаемок шлема впился в щеки, в лоб, Панарин едва увернулсяот атакующей медузы, метнулся влево, вниз, вправо, вверх. Пылающий самолетСенечки вошел в штопор как раз под ним…

То, что бесполезно было бы описывать словами, кончилось.Медузы остались позади. «Как же так, – кричал про себя Панарин, глотаяслезы, – как же так? Ведь он садился здесь, я уверен, почему же тогда?Потому что – истребители?»

Он не видел никого из своих, но они тотчас напомнили о себе.Станчев и Барабаш уже шли на посажу, Леня летел где-то справа, чуть позади, уТаирова сорвало факел, и он тянул в девятый квадрат.

Панарин откинул фонарь, вылез на бетонку. К нему подошлиСтанчо Станчев и Барабаш. «Сарыч» Лени, затухающе свистя турбиной, остановилсяв нескольких шагах. У Лени и на этот раз хватило сил бодро выпрыгнуть в своейвсегдашней манере. Панарин шагнул к нему, схватил за ремни и притянул к себе.

– Ты что? – Леня хлопнул роскошными ресницами.

– Вот они, твои истребители, падло! – Панарин бросилруку к кобуре, но пальцы наткнулись на широкую ладонь Станчева, накрывшуюзастежку, и Панарин опомнился. – Вот они, твои истребители…

Леня был бледен:

– Но кто же знал?

А у Панарина пропали вдруг вся злость и ярость на, этоголихого экспериментатора, шагавшего по науке, как киношный ковбой по условномугороду-декорации. Не имел права на эту злость – потому что смолчал, не настоял.

– Ладно, – сказал Панарин, ни на кого не глядя. –Замяли.

– Нет, ты скажи! – крикнул Леня. – Что сделать?Что нужно сделать? Ты только скажи!

– Не знаю, – глядя в землю, сказал Панарин.

Они пошли к диспетчерской. На традиционной лавочке,дожидаясь их, сидел рядом с тремя откупоренными и непочатыми бутылками Брюс,терзал баян. Тут же пили Коля Крымов и Чебрец.

– Держите, ребята. – Брюс отложил баян и стал раздаватьбутылки.

Панарин почему-то припомнил, что до того, как удариться внауку, долговязый рыжий Брюс был спасателем на нефтяных промыслах в Северномморе.

К Панарину бросилась словно из-под земли возникшаяКлементина и стала торопливо его ощупывать, цел ли – что было, в общем-тоглупо, но у Панарина не хватило ни сил, ни желания ей препятствовать. Он сел,улыбнулся Клементине застывшими губами, взял у Лени бутылку. Вяло удивился,отчего нет здесь Наташи, Сенечкиной вдовы, и тут же вспомнил – она, скореевсего, узнала о случившемся в диспетчерской. Сразу же…

Чебрец вдруг отобрал у Брюса баян и запел во весь голос:

В дом входили в форточку,

выходили в форточку,

все на свете семечки, друзья.

И в края далекие залетели мальчики —

корешок мой Сенечка и я…

Он орал, бледный, с остекленевшими глазами. На него жуткобыло смотреть, и Панарин отвернулся.

Леня толкнул Панарина локтем: у калитки стоял хмурый Адамян.Панарин отодвинул Клементину, шагнул к Адамяну, вытянулся, щелкнул каблуками иоткозырял. Он никогда так не делал раньше – такого обычая не было ни в писаных,ни в неписаных законах.

– Честь имею доложить, – сказал он звенящимголосом. – Задание выполнено к вящей славе невыносимо развитой науки.Доставлено приблизительно шесть с половиной кубометров «взвеси». Потери – двасамолета, два пилота. Служу науке!

– Плюс звено истребителей – три самолета, три пилота, –тусклым голосом поправил его Адамян, повернулся через правое плечо, двигаясь,как скверно сделанная марионетка, и ушел в калитку.

Панарин мрачно вылил в стакан остатки и отодвинул пустуюбутылку. Зоечка торопливо принесла новую. Установка в третий раз играла по егозаказу «Танец маленьких лебедей».

Было еще светло, и в баре сидели человек десять, почти всепо одному. Под панаринским столиком спал Коля Крымов, начавший слишком рано.Обер-механик Шлепаков, только что вернувшийся с «материка», показывал друзьямновенький золотой пятнадцатирублевик с профилем Президента Всей Науки, а друзьяпохабно комментировали это историческое событие.

Поселок скучно притих в ожидании традиционного вечернегозагула. Отставку Тарантула он принял с восточным фатализмом. Вслух об этом неговорили, но большинству было просто-напросто наплевать.

Предместкома Тютюнин целыми днями шатался по Поселку вабсолютно непотребном состоянии, бил уличные фонари и стекла, орал песни,разломал об кого-то балалайку, затевал драки с безопасниками и доказывал всем,что он – побочный правнук Емельки Пугачева, а потому еще утворит такое, отчеговсе содрогнутся. И утворил-таки – в один прекрасный день на крыльце дирекциинашли лист бумаги, на котором его пьяным почерком было размашисто изображенофломастером: «Ну вас всех! Ушел в Вундерланд». Окаемов носился по улицам назавывающем броневике, собирая своих ореликов. Поселок и окрестности прочесывалис овчарками и инфракрасными детекторами. Подобрали два десятка аборигенов,нечаянно отыскали потерявшиеся два года назад ящики с оборудованием, спугнулинесколько парочек, но Тютюнина не нашли. Когда пошли на второй заход, одна изовчарок взяла след предместкома, довела до предгорий, границы Вундерланда, селаи завыла. Дальше никто идти не осмелился.

Бонер и Славичек продолжали свою загадочную жизнь вЗазеркалье. На постаменте памятника Изобретателю Колеса кто-то глубоковыцарапал: «Ну и на хрена изобретал, балда?» Ходили слухи, что Президент ВсейНауки пишет воспоминания «Мои встречи с Ньютоном».

Когда Панарин поднял глаза, напротив сидел профессорПастраго, в джинсах и черном свитере с засученными рукавами. Выше левогозапястья синела старая татуировка: «Примем участие в броуновском движении!»Справа на свитере поблескивал разноцветной эмалью и мелкими бриллиантикамикакой-то затейливый орден, параметрами схожий с пачкой сигарет.

– А это чей? – без особого интереса спросил Панарин.

– Барбадосский. Я там вылечил от клептомании министра путейсообщения.

– Там еще и пути сообщения есть?

– И разнообразные. Тим, вы по-прежнему ломаете голову:садился Тарантул в Вундерланде или нет? Но какое это имеет значение?Сидеть! – Он прижал ладонью плечо привставшего от удивленияПанарина. – Я вот о чем – с чего вы взяли, будто всякий, кто садился вВундерланде, автоматически станет ангелом с белыми крылышками и нежнымальтруистом? Только потому, что он там садился? Чушь какая… С точки зренияпсихологии. Подумайте… Здесь угощают? – Он осушил непочатую бутылку однимдлинным глотком.