Девушки здесь все такие милые - Лори Элизабет Флинн

тем, чем мне не стать никогда. Может быть, именно поэтому я так ее ненавидела, может быть, я хотела отобрать у нее не кого-то, а что-то – качества, которых сама не могла воплотить, как ни пыталась. Она была милая, а это само по себе уже сила.

Я говорю себе, что больше Адриана одного не оставлю. И даже поучаствую в этом идиотском забеге, хотя единственное место, куда мне хочется бежать, – это домой, в нашу квартиру, в уютную суету Астории.

Но поскольку я наплела ему, что плохо себя чувствую, он меня бегать не пускает. Настаивает, чтобы я прилегла, и уверяет, что все равно собирался бежать с Джастином и Монти. И с Джоной – по-видимому, у него завелся новый друг, «он весь такой на расслабоне», говорит Адриан. Моя собственная ложь загнала меня в эти четыре стены.

– Я тут посижу и пригляжу за Амб, – бросает Салли, направляясь в свою комнату. Ее губы кривятся в усмешке: – Иди, развлекайся.

Мне не нравится, что она его, по сути, прогоняет, словно хочет, чтобы я принадлежала ей от и до. Но возразить мне нечего.

– Слушай, – говорит Адриан, поглаживая меня пальцем по щеке. – А ты не думаешь – ты не думаешь, что тебе нехорошо, потому что – ну, сама понимаешь?..

Я качаю головой.

– Вряд ли.

Только он за порог, в дверном проеме зависает Салли:

– Потому что что? Он подозревает, что ты залетела?

Думаю, мы обе понимаем, какие тонкие тут стены.

– Может быть. Но это не так.

– Хорошо. Никогда не хотела детей. – Салли садится рядом со мной на кровать, и меня словно отбрасывает в прошлое, когда мы бок о бок собирались на наши бесчисленные гулянки. – Некоторые женщины не предназначены для материнства. Не приведи бог еще дочка родится! Последнее, что нужно этому миру, – еще одна такая же дрянь, как я.

Я думаю о Билли, которая всегда заявляла, что хочет детей, а теперь нетерпеливо дерет щеткой волосы Сойер. «Иногда мне хочется одного – вернуть свою старую жизнь», – ноет она, когда выпьет. С другой стороны, не мне ее судить – я-то вообще пытаюсь жить жизнью, с которой мне и затеваться-то не стоило.

– Мать со мной не справлялась, – продолжает Салли. – Я такое вытворяла! Она думала, что, если запихнет меня в Спенс, там меня перевоспитают. Не будет мальчишек – не на кого будет отвлекаться. Как будто я не найду их где угодно… в придачу к прочим развлечениям.

Ее собственные слова. «Мне быстро становится скучно». Я была игрушкой, которая просто подвернулась под руку. Как и все мы.

– Ладно. С Флорой что делать будем? – Салли подтягивает колени к груди. – Нужно выяснить, кто рассылает все эти записки и чего добивается. Когда ты увидела нас с Кевином в машине, мы как раз договаривались встретиться в Френдли, чтобы набросать план действий.

«С Флорой что делать будем?» Этот вопрос она мне когда-то уже задавала. Почему-то с Флорой все время приходится что-то делать.

– Наверное, нам действительно стоит втроем это все обсудить…

Сколько времени я выкарабкивалась из этой любви, которой даже и не случилось, – и все равно мне хочется увидеть его вновь. Не по телевизору, не на говенных фотках в интернете, не через ветровое стекло. Хочется задать ему вопрос, который я носила в себе почти четырнадцать лет. «Все это было всерьез?»

Салли встает и идет в свою комнату.

– Не знала, что вы с ним общаетесь! – выкрикиваю я ей вслед.

– Расслабься. Не общаемся. – Она возникает на пороге в джинсах и лифчике – как и прежде, она совершенно не стесняется сверкать голым телом. – Я же тебе сказала: он сам на меня вышел.

– Я помню. Но звучит как-то не очень убедительно.

«Почему он не вышел на меня?»

– Тебе нет никакого смысла ревновать, – мягко говорит Салли. И поворачивается ко мне спиной. Мне хочется спросить, как он вообще нашел ее электронный адрес, но я заранее знаю: она все равно уйдет от ответа. – Если едешь со мной, собирайся.

Мы обе, словно сговорившись, влезаем в темные джинсы и рябенько-серые футболки – ну просто вечер двойников десять лет спустя. Если бы я верила в знаки, впору было бы испугаться.

Салли ездит на черной «Тойоте-Эхо» – я представляла ее за рулем автомобиля поновее и попонтовей. Когда-то мы любили помечтать, как будем путешествовать по стране на машине. Ноги на приборной доске, Slipknot в колонках – мы мчимся к океану.

– Не знаю, как тебе, – говорит Салли, выезжая с V-парковки, – но мне здесь просто крышу рвет. Может, еще потому, что окружающие совершенно не изменились – только постарели.

– Ага. И по-прежнему нас ненавидят. По крайней мере, меня.

– Ну и придурки, – говорит Салли.

– Я думала, ты тоже меня ненавидишь. – Вышло обиженно и жалобно.

– Ничего подобного. Сама знаешь. Просто мне тогда приходилось туго. Сама не своя была.

Я киваю, но от этого никуда не девается та пропасть одиночества, в которую я низверглась после того, как она меня бросила. Когда мы с Салли стали все время проводить вместе, я перестала испытывать нужду в других подружках. Салли глумилась над ними, как гриф над свежей тушей. Я видела только их недостатки и слабости и поверить не могла, что когда-то хотела заслужить их благосклонность.

После Салли никто не хотел иметь со мной дело. На втором курсе в ЖЖ появилась страница ДАП, и я знала, что меня там непременно будут полоскать. Знала, что люди будут писать ужасные вещи, и читала их все до единой. «Я видела АВ той ночью, она в каком-то проституточном прикиде бежала из Баттса. Это ее рук дело. Она ненавидела Флору».

Салли тоже была посвящена отдельная ветка. И я помню, как кто-то написал там: «Да она не просто чокнутая! Она социопатка, способная на убийство! Хотите верьте, хотите нет!»

– Ты с кем-нибудь после выпуска поддерживаешь связь? – Я сама не знаю, зачем спрашиваю, – просто вдруг почему-то это кажется важным. – С кем-нибудь из девчонок общаешься?

– Нет, – отрезает она. – Еще не хватало.

Я думаю о девчонках, с которыми видела ее в кампусе, о тех, кто был до и после меня, – о моих приквелах и сиквелах. С какой легкостью она обрубила все связи, отсекла всех, с кем изображала дружбу и по кому катком прошлась в Уэслиане! Я всего-навсего одна из таких обрезанных веток.

Я кашляю в кулак:

– Они ничуть не изменились. Все так же любят драму. Обязательно явятся на вечер памяти, будут лить крокодиловы слезы. Как будто Флора их хоть капельку волновала!

– Да не волновала, конечно! – смеется Салли: как и раньше, она совершенно беспечна