Алый Крик - Себастьян де Кастелл

– Чувство долга? – спросила я, хотя уже поняла, что дело не в этом. Раб не может знать, что такое чувство долга – ведь у него нет выбора.

– Ты – за неимением лучшего термина – бесчувственна. Тебе не хватает эмоциональной глубины, чтобы испытать подлинное горе. Хотя такой изъян сам по себе не представляет особой ценности, мы считаем, что он тесно связан с другим: ты не знаешь, что такое сочувствие и сострадание. Это значительно облегчит тебе задачу, когда придёт время убить сыновей и дочерей тех гитабрийцев.

Поступив в обучение к логикам, я утратила своё имя. Но теперь мне дали новое. Яриша Фаль. Детоубийца.

Яриша Фаль…

Внезапно Рози замолчала. Она вылезла наружу и начала собирать лагерь, оставив меня сворачивать спальные мешки, складывать палатки, кормить Бинто завтраком и готовить лошадей к следующему этапу путешествия.

Я то и дело пыталась поймать взгляд Рози и ждала подходящего момента, чтобы спросить, почему она прервала рассказ и как всё это связано со Странницей и Алым Криком. Но Рози не дала мне такой возможности. Она быстро спускалась по горным склонам, всё время держась в нескольких ярдах впереди.

Стена молчания между нами росла. Рози отвечала короткими отрывистыми репликами всякий раз, когда я задавала какой-то вопрос или предлагала устроить привал, поскольку Бинто требовался отдых.

– Почему Рози так себя ведёт? – жестами спросил меня мальчик, когда мы наконец остановились на ночлег.

Завтра к закату мы доберёмся до пустыни. Даже этот срок казался слишком долгим.

– Я не знаю.

– А может, ты её спросишь?

– Знаешь что? – ответила я. – Теперь припоминаю: я действительно её спрашивала. Рози сказала: дело в том, что ты ужасно уродливый. Она боится перепутать тебя с Кусакой. Опасается, что взгромоздится тебе на спину и в итоге упадёт с горы.

Бинто хихикнул. Парню нравились такие грубые шутки.

– А может, это ты уродина? И она боится, что в следующий раз, когда поцелует тебя, окажется, что на самом деле она целует задницу Квадлопо!

Я почувствовала внезапный укол стыда.

– Ты всё видел? – спросила я.

Бинто ткнул в мою сторону пальцем, а свободной рукой сказал:

– Я так и знал! Знал, что вы двое собираетесь целоваться! И ты сейчас в этом призналась, Добрая Собака!

Он казался очень довольным, раскрыв мою, по-видимому, ужасную тайну. Я понятия не имела, как на это реагировать.

– Прости, – робко сказала я. – Мне жаль, что ты…

Бинто пожал плечами:

– А что тут такого? Мой отец и госпожа Сурчиха делали друг друга счастливыми. Теперь они оба мертвы. Должен ли я был желать, чтобы они встретили смерть, не испытав радости при жизни?

– Ты… – Я была так взволнована, что не сразу вспомнила узор жестов, означавший правильные слова. – Ты очень мудрый.

Это почему-то показалось мне странным, и я прибавила:

– Ну, для того, чьё лицо я постоянно путаю с говном Квадлопо.

Бинто подошёл и обнял меня. Потом, отстранившись, сказал:

– Будь счастлива пока можешь, Добрая Собака. Я думаю, мы скоро умрём.

– Синяя Птица…

Я попыталась снова его обнять, но он отскочил за пределы досягаемости.

– Я в порядке, Добрая Собака. Сейчас соберу дров для костра.

Мальчик ушёл, а я осталась на месте. Я видела, что его маска стойкости гораздо более хрупкая, чем он желал показывать. Но вместе с тем я понимала, что, если заставлю Бинто признаться в своих чувствах, это окончательно раздавит его.

Я обернулась и заметила, что Рози наблюдает за мной. Моя беспомощность – неспособность помочь Бинто – разливалась во мне, как желчь. Я отчаянно желала её выплюнуть – и всё равно, в кого она попадёт.

– Ты хочешь что-то сказать, Яриша Фаль?

Если мои слова или тон задели Рози, арта превис никоим образом не могла этого обнаружить. Аргоси просто вернулась к обустройству нашего маленького лагеря.

Прошло несколько часов. Бинто уснул в моей палатке, а я лежала под звёздами, дрожа, но не желая тревожить ребёнка, и определённо не планируя ночевать в палатке Рози. Потом я услышала её мягкие шаги. Она подошла и легла на землю рядом со мной.

– Что ты здесь делаешь, Рози? – спросила я. – Если ты думаешь, что мы будем…

– Ты продолжаешь называть меня этим именем… – перебила она. Её голос шёл откуда-то из глубины груди и был хриплым. – И я позволяю тебе, потому что… потому что в каком-то смысле оно мне нравится. Рози – имя юной девушки, неискушённой в делах большого мира. Не знающей его опасностей. Невинной. Я бы хотела быть такой девушкой для тебя, Фериус.

– Ты можешь быть кем захочешь, – сказала я. – Разве не так ведут себя аргоси?

Она повернула голову, и все мои предубеждения пропали, когда я увидела очертания её лица. Мне вспомнилось то, что Рози сказала утром. Хозяева выбрали её для этой ужасной миссии, во-первых, из-за красоты, а во-вторых – потому что она толком не умела чувствовать.

– Быть аргоси – значит, выбирать путь, – сказала она. – Мой – это идти Путём Шипов и Роз. Вот что я пытаюсь сказать тебе, Фериус. Вот почему ты должна услышать остальную часть моей истории. Не всю сразу. Иначе ты запрёшь её в самом дальнем уголке сознания и притворишься, что я – это кто-то другой, кого видишь только ты. Но мы пойдём медленно. Шаг за шагом, кусочек за кусочком – чтобы ты была готова, когда мы встретимся лицом к лицу со Странницей.

Меня осенили две противоречивых мысли. Странно было то, что обе они вызывали стыд.

Во-первых, Идущая Тропой Шипов и Роз ничего у меня не отнимала. Она не задолжала мне ни любовь, ни привязанность, ни что-либо ещё. Прошлая ночь была… дыханием. Одним-единственным тёплым, прекрасным, пьянящим вдохом ароматов экзотического сада, который пришлось оставить там, где мы его нашли – здесь, в горах. Во-вторых же, я поняла, как нелепо выглядела, тоскуя по ней словно трепетный влюблённый, в то время как по миру носилась сумасшедшая, готовая распространить повсюду болезни и безумие.

Более всего на свете я хотела стать аргоси, как Дюррал и Энна. И вот я здесь, едва сдерживаю слёзы, тоскуя по жизни, которая никогда не предназначалась мне.

Следуй Путём Ветра, – сказала я себе. – Прислушивайся к каждому знаку в каждом дуновении ветерка, потому что скоро грянет Гром, и ты должна быть готова.

– Скажи мне… – проговорила я наконец. – Расскажи, что ты сделала с теми детьми.

Ты, наверное, считаешь аркийцев злыми. Жестокими. Бессердечными. Однако это не так. Мы просто изучаем возвышение и крах разных человеческих сообществ. И мы превратили это в науку.